Диана Удовиченко - Знак Потрошителя

– Не может быть. У него сил не хватит человека прирезать.

Второй парикмахер, молодой и улыбчивый, был занят: в кресле перед ним сидел здоровенный возчик с намыленным лицом. Дан немного понаблюдал, как парень скребет его щеки бритвой, и предпочел удалиться.

– Что, не рискнул? – усмехнулась Настя. – У него бритва туповата. Обратил внимание? Несмотря на пену, аж скрежет стоит.

– Дело не в этом. Он правша. Не наш клиент.

Оставалась всего одна парикмахерская – в таком большом районе было всего три брадобрея. Местные жители не особенно заботились о своем внешнем виде, у большинства на это не имелось денег. Поэтому одни носили бороды, другие стриглись и брились дома.

Чтобы попасть в последнее заведение, потребовалось пройти через узкий переулок, свернуть в вонючую темную подворотню. Дан потянул на себя обшарпанную дверь, они вошли и оказались в обшарпанной крошечной комнатке, слишком убогой даже для Ист-Энда. Хозяин парикмахерской, огромный, широкоплечий и редкостно лохматый, казалось, занимал половину этой каморки.

– Стричшься, бричшься? – спросил он со странным акцентом.

– Бриться, – ответил Дан, смело усаживаясь в полуразвалившееся кресло.

– Пани тоже стричшься? – уточнил парикмахер.

– Нет, она со мной.

– Пани подождать, – кивнул детина.

Присесть было некуда, так что Настя скромно притулилась в углу, внимательно наблюдая за поляком, который куда-то вышел, потом вернулся с кастрюлей, из которой валил пар. Поставив ее на пол, окунул туда грязноватое полотенце, отжал, шлепнул на лицо Дана. Зачерпнул оттуда же воды в маленький стаканчик, кинул щепотку мыльной стружки, взбил облезлым помазком. Снял полотенце, намылил Дану щеки и подбородок. Достав из кармана бритву, обтер ее о серый, замаранный потеками и пятнами фартук, принялся ловко снимать щетину. Левой рукой.

Настя не отрываясь смотрела на покрытую то ли кровью, то ли ржавчиной бритву, которая скользила в опасной близости от горла друга. Дан был виден ей в профиль. Здоровенный поляк ссутулился над креслом, и девушке казалось, он вот-вот полоснет лезвием.

Почему-то Настя сразу поняла: парикмахер – тот, кого они ищут. И дело было не только в леворукости. Все его движения, уверенные и вместе с тем нервные, выражение лица, слегка отрешенное, бегающий, неуловимый взгляд маленьких глазок из-под сальной челки, манера кривить рот в болезненной ухмылке словно кричали: перед ними маньяк.

Настя внутренне содрогалась, сердце сжималось от тревоги за друга. А Дан, кажется, ничуть не переживал. Затеял с поляком разговор:

– Что-то посетителей здесь нет. Плохо идут дела?

– Не жалуюсь, – неопределенно произнес парикмахер. – На хлеб хватает, чего еще хотеть? Нам, евреям, выбирать не приходится. Главное, пока не прогоняют.

Он медленно провел бритвой по щеке Дана, спустился к шее. Настя замерла от ужаса. Парикмахер покосился на нее, спросил со смешком:

– Чего боится пани… леди?

– Как и все леди, крови, – спокойно ответил Дан. – Если увидит порез, упадет в обморок.

– Леди! – визгливо захохотал поляк. – Они такие нервные!

Внезапно он рывком развернул кресло так, что Дан оказался лицом к Насте, и прижал бритву к его горлу:

– Не шевелиться, нервная леди. А то я перерезать глотку вашему другу.

– В чем дело, любезный? – невозмутимо осведомился Дан. – Или ты думаешь, мы не в состоянии заплатить за твои услуги? Закончи бритье, и рассчитаемся.

– Не заговаривать мне зубы, мистер Шерлок Холмс! – взревел парикмахер. – Я видеть ваш портрет в газете. Я сразу вас узнать. Что вы здесь вынюхивать?

Тип абсолютно неуравновешенный, подумала Настя, прикидывая расстояние между ними. Типичный психопат. Полоснет по горлу без всяких сомнений – терять ему нечего.

– Разве я скрываю свое имя? – все так же спокойно проговорил Дан. – Да, я действительно Шерлок Холмс. По-вашему, сыщикам не нужно бриться?

– Джентльмен не бржичшься у польских евреев в Ист-Энде, – процедил парикмахер. – Что тебе здесь нужно, ищейка? Отвечай!

Лезвие бритвы чуть плотнее прижалось к шее Дана, на коже выступила капелька крови, набухла под лезвием, тонкой алой полоской поползла вниз. Вспомнив недавние слова друга, Настя нервически застонала, закатила глаза и картинно свалилась на пол.

Ее фокус отвлек поляка всего на мгновение, он чуть ослабил давление бритвы. Этого оказалось достаточно, чтобы Дан перехватил его руку, вывернул и вскочил с кресла. Когда Настя открыла глаза и поднялась, мужчины сцепились не на жизнь, а на смерть. Дан удерживал руку противника, тот пытался высвободиться.

– Бросьте бритву, Космински, – раздалось от двери. – Полиция.

На пороге стоял инспектор Лестрейд, целясь в парикмахера из револьвера.

– Сдавайтесь и бросьте бритву, – повторил он. – Иначе буду стрелять.

Здоровяк тоскливо взвыл и с новой силой кинулся на Дана. Парикмахерская наполнилась людьми в синей форме. Они скрутили поляка, вырвали из руки бритву, защелкнули на запястьях наручники.

– Вижу, я чертовски вовремя получил ваше сообщение, Холмс, – самодовольно усмехнулся инспектор. – За это время мы успели выяснить личность всех парикмахеров Ист-Энда и пришли прямо сюда.

– Благодарю, Лестрейд, – кивнул Дан, прижимая полотенце к порезу на шее. – Он левша и ярко выраженный психопат… Да вы сами видели.

– Это я должен благодарить вас, Холмс, – слегка поклонился полицейский. – Не будь вашей знаменитой дедукции, мы еще нескоро вышли бы на Космински. Впрочем, не будь нас, вполне вероятно, ваша дедукция сегодня перестала бы существовать.

Он тоненько рассмеялся, довольный своей шуткой. Продолжил:

– Не волнуйтесь, Холмс, у нас он заговорит.

– Я и не хотеть молчать! – Космински забился в руках державших его полицейских. – Я ненавижу их, ненавижу! Грязные, похотливые продажные суки!

– Ну вот, видите, – заметил инспектор. – Убийца уже готов сделать признание.

– Я не убийца! Убийцы – они! Шлюхи! – продолжал бесноваться поляк. – Их всех надо уничтожить! Уничтожить! Они ломают жизни! Настоящие убийцы – шлюхи!

Космински содрогнулся, выгнулся и забился в припадке. На губах выступила пена, глаза закатились так, что были видны только опутанные красной сеткой лопнувших сосудов белки.

– Да он еще и эпилептик, – брезгливо сказал Лестрейд. – А возможно, талантливый актер, изображает припадок, чтобы отправили в лечебницу для душевнобольных. Нет, со мной такой номер не пройдет. Знаете, Холмс, – понизив голос, доверительно добавил он, – я все же рад тому, что убийцей оказался не подданный королевы Виктории, а приезжий из Польши. Отрадно знать, что истинный британец не способен на такое зверство.

Настя тихо фыркнула над его пафосом, а Дан вспомнил музей орудий убийств в Скотленд-Ярде и промолчал, только вежливо кивнул.