Владимир Поселягин - Мальчик из будущего

– Жестоко ты с Пашкой.

– Нужно сразу показать, что ко мне лучше не подходить. Сейчас я это продемонстрировал. Детдомовские только силу понимают. Эти поняли. Кстати, где тут обувь можно помыть, а то она в крови? Да ещё и на ногах брызги.

– Идём покажу. У столовой кран наружу вывели и бочку поставили, там можно незаметно помыться. К умывальникам не пойдём, увидят ещё.

Сходив к бочке, где я отмылся, мы вернулись в свой корпус, где нас нетерпеливо ждали. Юра, как и я, отвечал уклончиво, я попросил его не описывать того, что он видел, а старшие молчать будут. Слух, конечно, пойдёт, вон у медпункта нездоровое шевеление началось, но это только слух. Естественно, за мной тут же прибежала вожатая, а почти следом вошёл директор и Нина Андреевна, она ещё не уехала. Выгнав всех из комнаты, кроме меня, директор подошёл ближе и зло спросил:

– Ларин, ты что сделал с Сорокиным и Хлыновым?

– Вообще ничего не делал. А кто это? – искренне удивился я.

– Ты их избил и изувечил.

– Вот вы о чём! – обрадовался я. – Но я тут ни при чём. Действительно, когда я проходил мимо их корпуса, там дрались двое взрослых парней, я в окно видел. У одного лицо в крови было. В комнату я не заходил и что было дальше, не видел.

– Но избил их ты.

– Свидетели есть? – коротко спросил я. – Что они сами говорят?

– Говорить они пока ещё не могут, но другие указывают на тебя.

– Вы покажите, где они, эти другие, будьте уверены, скоро они скажут, что обманули вас.

– Угрожаешь, маленький наглец? – прошипел директор.

– Предупреждаю. Кто меня тронет, тот ответ и получит. Втройне. Это жизненный принцип.

Евгений Олегович обернулся к Нине Андреевне:

– Забирайте это чудовище, ему в моём лагере не место.

По моим губам скользнула довольная усмешка. Правда, воспитательница всё испортила.

– Это ваша работа, перевоспитывать таких подростков. Я его не заберу. Раз он уже оформлен в вашем лагере, занимайтесь им. Мальчик, конечно, не простой, но с ним вполне можно договориться, как я успела убедиться. Просто найдите компромисс, и все будут довольны.

«Блин, зря я её дурой считал. Вполне умная баба», – подумал я.

– Значит, не заберёте?

– Нет. Сами подумайте, как это отразится на вас, если вы, приняв ребёнка, в тот же день выгнали его. Причём ни за что. Ведь, действительно, никто не тычет пальцем в Максима и не говорит, что это он, а до вас дошли лишь слухи. Соседи пострадавших молчат. Предъявить мальчику нечего, он прав.

– Ладно, но контроль теперь за ним будет усиленным. Я уже вызывал скорую, сейчас должны подъехать и забрать пострадавших. Это же ЧП, самое натуральное ЧП! – Взмахнув руками, директор вышел из комнаты и покинул домик.

Вздохнув, Нина Андреевна, не обращая внимания на присутствующую вожатую, устало спросила:

– Как тебе тут, нравится?

– Да не особо. Дыра-дырой.

– Только попробуй сбежать, – тут же зашипела воспитательница.

И что они все на меня шипят?

– Посмотрим, но ничего не обещаю, – туманно ответил я.

Нина Андреевна заторопилась к дороге, скоро должен подъехать рейсовый автобус до Москвы, а я вздохнул и почесал затылок. В лагере я, можно сказать, прописался, дальше посмотрим. На ужине я уже побывал, так что сейчас было личное время отдыхающих. То, что оно у меня будет, я об этом заранее подумал, почему и купил писчие принадлежности. Главная проблема – писать пером, используя жидкие чернила. Нужно нарабатывать навык. Это планы на ближайшее время.

Лопата аккуратно подковырнула интересный предмет, на который я натолкнулся щупом, и на белый свет появилась расползающаяся кобура, причём явно не пустая. Я встал на колени и аккуратно извлёк находку из земли. Осмотрев со всех сторон, стряхивая землю, вытащил из кобуры ТТ, на вид вполне нормальный, даже пятен ржавчины особо не было. Вот магазин выщелкнуть не получилось, отмывать и чистить нужно. Наклонившись, я поднял обрывки кобуры и вытащил из кармашка запасной магазин. Полный. Это хорошо. Рабочие патроны к пистолету у меня были, нашёл в сейфе разрушенного артобстрелом блиндажа, а теперь и средство инициации появилось, то бишь оружие. Не зря я тут ковыряюсь уже две недели.

Да, именно так. Из интереса начав поиски, я настолько увлёкся, что обо всём забыл. Чтобы не привлекать внимания, я заделался завзятым рыболовом. Нужно же было чем-то замаскировать своё увлечение и причины отсутствия в лагере. В первый день, одолжив у деревенских удочки, я после завтрака оставил записку, что ушёл на рыбалку, и пропал до вечера. На самом деле, попросив у тех же деревенских лопату якобы для копания червей и сделав из толстой проволоки щуп с загнутым концом под рукоятку, занялся поиском. Около деревни не искал, тут всё деревенские сами вымели, спрятал удочки на опушке и ушёл в глубь леса. Леса здесь обширные, но заблудиться я не опасался, у меня всегда была высокая оценка по спортивному ориентированию. За две недели вот ни разу не заблудился и всегда находил места своих прошлых раскопок. Я там оставлял лопату и щуп, не с собой же носить.

На поиски я тратил дня три-четыре в неделю, не более. Да и в лагере я стал вести себя тише воды ниже травы. Популярность была, это так, на пионерских кострах весь лагерь вокруг меня собирался, когда я пел песни. О гитаре теперь не беспокоился, её никто не смел тронуть, более того, ещё и охраняли. Пропадёт – кто играть-петь будет что-то новое и неизвестное? Так что за свою красавицу я был спокоен.

Хлынов вернулся из больницы на следующий день, второй остался. Ему лицо восстанавливали хирургически. О деньгах Хлынов не напоминал, что меня удивило, сорок рублей однорублёвыми купюрами – сумма большая даже для работающего человека, не то что для подростка, но парень вообще меня игнорировал, будто ничего не случилось. Я тоже не напоминал, оно мне надо? С директором у меня теперь нормальные отношения, хотя он и знал, что это я поработал над обоими пацанами, но свидетели в один голос утверждали, что те сами упали и неудачно ударились. Это не я, Хлынов с ними поговорил после возвращения. Оба пострадавших всё подтверждали, так что обвинения с меня были сняты. Для директора тоже было наилучшим раскладом, что всё свели на бытовую травму.

Второй конфликт с директором возник, когда я впервые вечером вернулся с раскопок под видом усталого рыбака с удочками в одной руке и двумя мальками на верёвочке в другой. Не понравилось ему, что я без спросу ушёл. Поспорили немного, но договориться не смогли, и я продолжал уходить, ни у кого не отпрашиваясь.

В принципе в лагере меня приняли за своего. С вожатой я больше не заигрывал, чем заметно её успокоил, да и не хотелось как-то. Уставал на раскопках так, что фактически приползал обратно, поэтому даже на стороне не искал развлечений. Нет, точно нам бром в чай и компот добавляют. Про кисель не скажу. Я его не пил. Не по причине неприязни именно к этому напитку, вообще-то кисель я любил, а из-за того, что его всегда из чёрной смородины варили, а её я как раз на дух не переносил. В лагере я себя вёл как агитатор и активный пионер. На всех утренниках и работах был, своим видом и делом подначивая других отдыхающих. Игры судил, да и вообще становился незаменимым человеком. Это всё когда я не бегал «на рыбалку».