Геннадий Марченко - Обратно в СССР

Но раздавшийся вчера звонок от бывшего одноклассника подполковника Митрофанова заставил Льва Моисеевича воспрять духом. Пациентов с потерей памяти в его медицинской карьере ещё не встречалось. А вдруг это шанс, подаренный ему судьбой, что-то перевернуть в мире психиатрии?

Томскому как-то попалась на глаза научная статья из специализированного немецкого журнала, где рассказывалось о самых ярких случаях потери памяти у людей. Особенно профессора потрясла история Анселя Борна. Герой статьи до 31 года оставался воинствующим атеистом. 28 октября 1857 года он и вовсе заявил, что лучше ослепнет, оглохнет и онемеет, чем поверит в существование Бога. На следующее же утро он почти оглох, онемел и ослеп. Ансель уверовал, пошёл в церковь, покаялся, и с ним случилось чудо: чувства вернулись, и он стал проповедником.

Через 30 лет, 17 января 1887 года, Ансель Борн снова удивил. Он снял со своего счёта все накопления и поехал в городок Норристаун, где открыл магазинчик с фруктами и сладостями под именем Альберта Брауна. Два месяца он успешно развивал свой бизнес, но 15 марта проснулся и понял, что «не тот это город, и полночь не та». Борна вдруг стало удивлять, что окружающие настойчиво называют его Альбертом. Он был уверен, что на дворе 17 января, а то, как он открыл дело и как оказался в Норристауне, совсем не помнил. В итоге Ансель Борн вновь стал собой. Этот случай стал первым зарегистрированным случаем диссоциативной формы амнезии. Интересно, что в состоянии гипноза в Борне проявлялась личность Альберта Брауна, которая исчезла только после продолжительного лечения.

А что, если случай и с этим загадочным грузчиком-писателем из той же оперы? Неудивительно, что утренней встречи с пациентом Томский ожидал с особым нетерпением. Когда этот мужчина средних лет с рукописями под мышкой появился в его кабинете, профессор с трудом скрывал возбуждение, а во время повествования незнакомца то и дело потирал ладони.

– Ну-с, очень, очень любопытно, – констатировал Лев Моисеевич, когда рассказ Губернского подошёл к концу. – То есть вообще ничего не помните из прошлой жизни? Занятненько… А можно с вашими рукописями ознакомиться? И стихи принесли? Тоже давайте… Та-а-ак, недурственно. Неплохие, знаете ли, стихи. А с вашими прозаическими произведениями я на досуге ознакомлюсь, если вы не против.

Потратив на беседу, первичный осмотр и тесты около двух часов, психотерапевт нацарапал в своём блокноте предварительный диагноз: ретроградная амнезия. Может, что-то покажут электроэнцефалография, анализы крови, биохимические и токсикологические анализы… По выписанному им рецепту больной пропьёт курс пирацетама и аминалона. По-хорошему, уложить бы этого Губернского в 3-е отделение на недельку, чтобы постоянно находился под контролем лечащего персонала… Но когда Лев Моисеевич заикнулся о такой возможности, то в глазах сидевшего напротив человек мелькнул такой ужас, что психотерапевт решил не вводить гостя в паническое состояние, это могло негативно сказаться на результатах исследований.

По мнению Томского, идеальная среда для человека – и не только с подобным диагнозом – та, в которой он чувствует себя наиболее комфортно. На него не должны влиять посторонние факторы, иначе эксперимент получится недостаточно чистым. О грузчике, пишущем стихи и романы, Лев Моисеевич уже думал как о подопытном кролике, представляя его ключиком, с помощью которого, если повезёт, удастся открыть дверцу в историю психиатрии и встать в один ряд с Сеченовым, Тепловым, Роршахом, Лоренцом… Нет, на нобелевку Лев Моисеевич, конечно, не замахивался, но на занесение своих исследований в учебники по психиатрии в глубине души всё же надеялся.

Как бы там ни было, в своём предварительном диагнозе «ретроградная амнезия» Томский был почти уверен. Остаток дня профессор потратил на знакомство с рукописями, прочитывая их по диагонали. Однако! Товарищ не только грамотно и интересно пишет, но ещё и в разных жанрах, и в разных стилях, словно пишут совершенно разные люди. Тут тебе и военная проза, и социальная, и фантастика… Причём, если не наврал, всё это в течение последнего месяца и сразу на машинке! Уникум!

А спустя неделю психотерапевт набрал номер начальника Ленинского РОВД:

– Женя, привет! Ты как, на рыбалку в это воскресенье не планируешь? Командировка в Куйбышев? Жаль, а то я составил бы тебе компанию… Я, собственно, насчёт твоего Губернского. Да-да, того самого. Так вот, я неделю наблюдал за ним и могу сделать некоторые выводы. На мой взгляд, изолировать его от общества в стенах нашего учреждения не просто бессмысленно, но и нанесёт вред психическому здоровью наблюдаемого. А ты же помнишь нашу заповедь: не навреди. Губернский явно не представляет опасности, более того, социально активен, пишет прекрасные книги… Нет, формально это здоровый человек, мы с коллегами провели небольшой консилиум и пришли к мнению, что он страдает заменой личности. Так что не особо надейтесь там у себя на поиск по фамилии или имени. Скорее всего, их придумало подсознание… э-э-э… Губернского.

– Честно скажу, Лёва, хоть мы и разослали его фото по всей области, но результатов пока ноль, – послышалось на том конце провода. – Может, другие регионы попозже откликнутся.

– Вот и я о чём… Хоть это и не телефонный разговор, но я вкратце постараюсь тебе разъяснить ситуацию. К примеру, представь, живёт в какой-нибудь сельской глуши мальчик. Учится, читает запоем, расширяет кругозор, мечтает стать писателем, моряком, лётчиком, космонавтом, в конце концов… Но когда вырастает, жизнь бьёт его мордой, что называется, об стол. Он понимает, что выше мастера в колхозной МТС ему не подняться. Не тот это случай, когда самородки выбивались в знаменитости… Ну, понятно, для советского человека любой труд почётен, однако этот молодой человек чувствует, что может дать стране куда больше. И это до такой степени его гнетёт, что однажды мозг стирает всю его прошлую личность и запирает воспоминания, которые способны её возродить. И он придумывает себе новую жизнь. Если в случаях, описанных западными психиатрами, наблюдаемые объекты просто бежали от проблем или становились мелкими спекулянтами, то наш советский человек становится писателем, талантливым писателем, заметь, да ещё и поэтом! Накопленные по крупинкам знания выливаются в блестящий роман, нерастраченные сильные чувства – в прекрасные стихи… В общем, товарищ будущий полковник, ты там намекни своим подчинённым, чтобы особо Губернского не трогали. А ещё лучше, если как-то задействуешь свои связи и попросишь ускорить процесс натурализации гражданина. Чтобы паспорт ему выдали, трудовую… Чтобы человек стал полноценным членом советского общества. А я с ним буду периодически встречаться, продолжать наблюдение, может, что-то со временем и прояснится. Ну ладно, давай, Жень, супруге привет, как-нибудь заезжай в гости. И не забудь, как только свободный денёк – сразу едем на рыбалку на наше место. А то удочки уже мхом покрылись. Ну всё, бывай.