Юлия Федотова - Очень полезная книга

– Разве казенные люди… гм… и не люди тоже в таком виде ходят? Что-то непохоже, – повторил он.

– Что значит «непохоже»?! – возмутился Кьетт и сунул под нос стражу графскую грамоту. – Сами развели под боком разбойников и еще осуждать берутся чужой вид! Это слыхано разве, чтобы в часе от границы нападали на графских посланников?! – именно такую «должность» назначил им Сонавриз.

– Разбойники?! Где?! – всполошился страж и уже воздуха в легкие набрал, чтобы заорать: «Застава! По коням!»

– Где были, там уж нету! – сердито остановил его порыв Иван. – Стараниями вот этого благородного господина, в чьей благонадежности ты посмел усомниться, мерзавец!

О как заговорил! Неужели в роль стал входить на нервной почве?

В общем, сэкономили они, вышли из Семозии задаром. Чтобы тут же отдать двойную «въездную пошлину» погранцам Гевзои. Содрали, гады, все за тот же неблагонадежный вид. Но потом вдруг прониклись сочувствием и любезно предложили переночевать в караулке.

– Время-то позднее, засветло вам до Моза не добраться никак. А на улице ночевать – рузы гужом слетятся на кровищу вашу, – сказал пожилой стражник. – Это кто ж тебя, парень, так подрал? Живого места нет!

– Нолькры, – ответил Кьетт мрачно.

– Вот те на! – удивился дядька. – А сам ты разве не их роду-племени? Что же у вас до смертоубийства дошло? Ну народ, доложу я вам! Хышшники, одним словом! – Он был опытным воином, знал, какие следы оставляет простая драка, какие – настоящий бой.

Кьетт нахмурился еще больше, передернул плечами.

– Можно подумать, среди вас, людей, разбойников не бывает и вы друг друга не убиваете никогда!

– Тоже верно, – примиряющее закивал тот. – Разбойников средь нас хоть пруд пруди, ловить-вешать не поспеваем!.. Ну, сынки, ступайте в караулку, отдыхайте до утра. А еще пару серебряных не пожалеете, так ужин вам велю собрать, и коновал у нас при заставе свой есть. Он всех пользует – и коней, и коз, и людей тоже иногда. Мыслю так, и нолькров умеет.

Хотел разобиженный Кьетт от коновала отказаться, да не устоял. Очень уж болело все.

…Вот так мирно, в тепле, сытости и относительной чистоте маленькой, на двадцать коек, караульной казармы закончился тот бурный день. На ужин дали овсяную кашу, сваренную, к общей радости, на воде, большой ломоть хлеба и полголовы сыра к нему. Показали, «где тут можно умыться и до ветру сходить». Молодой лекарь, с помощью снадобий и магии, привел Кьетта в более или менее сносный вид, если не исцелил раны полностью, то, по крайней мере, закрыл, чтобы не кровили и болели «послабже» (как он сам выразился); но с двумя сломанными ребрами, как ни старался, ничего поделать не смог, оставил «как есть». Потом объявилась какая-то баба и взялась починить порванные одежды всего-то за медяк. Иван, с легкой грустью наблюдавший, как в гевзойских землях утекает сквозь пальцы графское серебро, был приятно удивлен такой дешевизне.

Казалось бы, все хорошо, живи да радуйся. Но тут в душу Ивана клыками вгрызлась неспокойная совесть. «Струсил, – шипела она по-змеиному, – струсил, и товарища в трудную минуту чуть не бросил, и палец о палец не ударил, чтобы ему помочь! Стоял столбом, глазел. Даже подойти побоялся первым, какой-то жалкий толстый снурл тебя опередил! А убили бы Кьетта – как бы ты тогда? А? То-то!»

В общем, никакой возможности заснуть.

Громко храпела смена на соседних койках – десять мужиков, все на разные голоса. Нежно посвистывал носом Болимс Влек. Кьетт тихо хныкал и скулил во сне, хоть и «послабже», а болели раны, и укусы в особенности. Потом вдруг проснулся, сел, моргая ошалелыми спросонья глазами.

– Ты чего? – шепотом спросил Иван.

– Пить хочу. От зелий во рту сохнет.

– Лежи, я принесу.

Принес кружку, напоил, а потом сел рядом на кровати и выложил все как есть. Что растерялся, что не помог… Просто невмоготу уже стало молчать, страдать в одиночку. Определенно он был о себе гораздо лучшего мнения – до сегодняшнего дня. И вдруг узнал, что на самом-то деле – трус, трус, и больше никто. Как с этим жить?

– Мне бы твои печали! – присвистнул нолькр. – Молодец, что удержался, не сунулся! Я же, к примеру, не вмешиваюсь, когда ваши – люди в смысле – на двуручных мечах сходятся или верхом, с копьями. Каждому свое. Мы бы смели тебя в момент, просто люди к такой драке по природе неспособны. Я бы даже сам не разобрал, что это ты – убивал всех подряд, кто рядом шевелился… Если еще раз на беззаконных нарвемся – смотри, так же поступай! Обещаешь?

Иван обещал. А потом спросил.

– Признайся, то зло , которого ты в лесу испугался… ну его еще снурл почувствовал… Это ведь тоже нолькры были? Беззаконные?

– Ну вот еще! – опроверг Кьетт решительно. – Стал бы я беззаконных пугаться. Не дождутся! – Он назидательно помахал пальцем перед Ивановым носом. – Бойся не того, кого мы сожрем. Бойся того, кто нас сожрет.

От семозийских гевзойские земли отличались своим обжитым и благоустроенным видом, лишь немного подпорченным осенней распутицей. Жили здесь люди, снурлы и низкорослые бородатые венхи, которых Иван поначалу принял за гномов. Нет, тут же растолковали ему спутники, никакие это не гномы. Гномы живут только в горах, и природа у них совершенно другая, и нравы, и обычаи. А это – именно венхи, и нет для венха худшего оскорбления, чем быть принятыми за гнома. И наоборот, обзови гнома венхом – сразу узнаешь, сколь остра у него секира. Если же в подобной ситуации окажется венх, он, конечно, за оружие хвататься не станет по причине врожденного миролюбия и уравновешенности характера. Но и уважать тебя тоже не станет, хорошего отношения от него уже не жди.

– И как же их различать? – осведомился Иван озадаченно. Не усматривал он никакой разницы между первыми – теми, что встречались на улицах гевзойских придорожных селений, и вторыми, известными ему из фольклора родного мира.

– Ну с женщинами и детьми вообще просто, – пояснил Кьетт. – У венхских нет вообще никакой растительности на лице, а у гномьих – длинная щетина, редкая и курчавая, очень неопрятного вида. С мужчинами немного сложнее, внешне они действительно похожи. Но гномы всегда заплетают бороду в одну или две косы, никогда ее не стригут, отращивая до неимоверной длины, украшают бусинами, колокольчиками, драгоценными заколками и вообще носятся с ней как дурни с писаной торбой. Венхи к бородам своим совершенно равнодушны, постригают «лопатой», довольно коротко – не длиннее уровня груди. Кроме того, они не имеют привычки постоянно ворчать, не шалеют при виде золота, и вообще по всем статьям куда более мирный, уживчивый и приятный народ.