Юлия Федотова - Очень полезная книга

– Справлюсь, – сквозь зубы бросил Иван и сделал уверенный шаг к дереву. Один. Второй вышел уже гораздо менее уверенным, третий дался через силу, на четвертом ноги стали подкашиваться, а руки дрожать. В общем, виси дева чуть дальше – так и осталась бы висеть. Но пятого шага не потребовалось. Отворачиваясь, чтобы не видеть жуткого синюшного лица, Иван резанул ножом веревку, та поддалась не сразу, пришлось пилить, и наконец мертвое тело мешком свалилось прямо на ноги своему «освободителю». Тот отскочил, не удержавшись от вскрика.

– И что теперь? – приблизившись, осведомился Кьетт, и в голосе его звучало неприкрытое осуждение. – Чем зарывать станешь? Только не моим ножом, не то окончательно затупится! Что тогда делать будем?

А вот это уже был аргумент! В краю, где юных дев принято развешивать на дубах, оружие следует содержать в боевой готовности. Иван без возражений вернул клинок владельцу и принялся беспомощно озираться в поисках какого-нибудь подручного средства: не настолько дорога была ему покойница, чтобы рыть ей могилу голыми руками. Подобрал с земли тяжелый сук, раз-другой ковырнул… Тяжелая и потная глинистая почва поддаваться не желала. «Натуральный суглинок!» – плюнул Иван и попытки прекратил. Ограничился тем, что, преодолевая отвращение, подтащил тело к краю насыпи, чтобы не видно было с дороги, и запорошил опавшей листвой. Изгваздался по уши, пока сгребал – десять раз пожалел, что связался. Однако главные последствия своего гуманистического акта ему еще только предстояло оценить.

Они, последствия эти, долго ждать себя не заставили – получаса не прошло.

Путники как раз устроили привал, расположились у обочины, чтобы дать отдых сбитым ногам, когда чуткое ухо Кьетта уловило приближающиеся шаги. Нолькр вскочил, рефлекторно сжав рукоять ножа. Иван последовал его примеру, обернулся и увидел.

По насыпи, нелепо размахивая полными голыми руками, подволакивая одну ногу, резво ковыляла удавленница, и светлые как лен космы ее развевались на ветру, а на шее, на манер ожерелья, болтался обрубок петли.

– Встала! – с мрачным удовлетворением в голосе объявил Кьетт. – А ведь я тебя предупреждал!

– Она что, ожила?! – озадаченно спросил Иван. Страха он пока не чувствовал, скорее омерзение.

– Не думаю. Похоже, так мертвая и ходит, – очень серьезно ответил Кьетт.

– Вампирка?

– Это днем-то?

– Зомби, значит?! – предположил Иван.

Кьетт смерил его взглядом.

– А кто-то еще утверждал, будто не имеет отношения к некромантии! Ну-ну!

На этот раз Иван оправдываться не стал – не до того было. Удавленница приблизилась уже настолько, что различимы стали черты лица, изуродованные мучительной смертью.

– Как ты думаешь, она ведь не желает нам зла? Мы же для нее доброе дело сделали… – Иван невольно перешел на шепот.

– О тех, кто однажды переступил черту жизни, ничего нельзя сказать наверняка. У них слишком сильно меняется мировосприятие… Давай лучше от нее убежим, пока не заметила!

Предложение было полезным, но запоздалым. Покойница повела носом по ветру, издала ликующий вой и устремилась прямиком к своим «освободителям» со скоростью, достойной хорошего скакуна. Бежать было поздно. В последний момент Кьетт успел подхватить с земли палку и сунуть Ивану в руки.

– Круг! Очертись скорее кругом!

Иван послушно черканул веткой по земле.

– И символ, знак охранный любой, какой знаешь, твори!

Иван перекрестился. На самом деле он не верил, что от его манипуляций будет прок, но Кьетт ткнул ладонью в его сторону, и та уперлась в невидимую преграду.

– Действует! Сиди там пока!

– А сам-то ты что? – заволновался Иван.

– А я существо магическое, мне бояться нечего! – объявил нолькр и с прытью, достойной любого кота, вскарабкался на ближайший дуб. И уже оттуда, с ветки, крикнул: – И вообще я ей не нужен, она за тобой пришла! – Похоже, курс искаженной логики курсант Краввер усвоил в совершенстве.

– Тогда чего ты меня внизу бросил?! – взвыл Иван, на дереве он чувствовал бы себя гораздо увереннее, чем за призрачной стеной колдовского круга.

– Круг надежнее дерева, – с сожалением вздохнул Кьетт. – Она может следом полезть.

– Сделал бы себе круг!

– Как? Я же магическое существо! Защитная магия… короче, потом объясню! Эх, не сообразили! Ты должен был сначала меня в круг посадить, потом уже прятаться. А тебе бы только самому скорее спастись, а товарищ по несчастью пусть пропадает на дубу!

От обвинения столь несправедливого Иван даже поперхнулся. Но отношения выяснять было поздно – удавленница уже спускалась с насыпи. Видно, она и в самом деле шла по Иванову душу, потому что на Кьетта в ветвях не обратила ни малейшего внимания. Простерла руки и с выражением слезного умиления на белом лице устремилась прямиком к кругу.

– Любимый! Я пришла к тебе!

Иван невольно шарахнулся назад и из круга чуть не вылетел – для своего создателя невидимые стены были проницаемы. Зато мертвая дева впечаталась в них с разгону, и ее отбросило назад – так бывает, когда человек сослепу не заметит стеклянную раздвижную дверь, не успевшую вовремя перед ним раскрыться. Правда, человек при этом чувствует если не боль и сотрясение, то уж, по крайней мере, неловкость. Удавленницу же происшествие ничуть не смутило. Она вновь ринулась вперед, широко раскрытыми руками обняла невидимую поверхность, прижалась к ней лицом – и без того отвратительное, оно еще и расплющилось – и завела старую песню:

– Любимый! Я пришла к тебе! Я нашла тебя! Допусти! Я твоя навеки!

Только этого ему и не хватало! Ладно бы покойница просто нападала – это еще можно было бы понять! Но «остаться с ней навеки» – нет, нет и нет!

– Кыш! – смешно замахал руками Иван, будто отгоняя комаров. – Пшла! Пшла прочь! Домой, домой!

– Отныне дом мой там, где ты! – сообщила удавленница со страстью. – Любимый, не гони! Я вся твоя!

– Ну что тут у вас? – Это рискнул спуститься с дерева Кьетт. Он понял сразу: покойница сама не отвяжется, до конца века будет кружить рядом и канючить – видал он таких. Значит, требовалось вмешательство извне.

– Я его люблю, а он меня не пускает, – пожаловалась дева капризно и по старой, прижизненной еще привычке попыталась пустить слезу.

– Правильно не пускает. Ты же его защекочешь до смерти. Ты же лоскотуха! – На самом деле Кьетт назвал совсем другое, даже не созвучное слово, но Иван его понял именно так.

– Ведьма я! – обиделась покойница.

– Была ведьма, пока не повесили. Лоскотуха теперь.

– Что, правда? – смутилась та польщенно, принялась себя оглядывать, прихорашиваться, спросила кокетливо: – Зеркальца нет?.. – Махнула ручкой: – Ах да, откуда у мужчин… – Нащупала на шее борозду от петли, опечалилась: – Не знаешь, сойдет со временем?