Валерий Донсков - Красный Востокъ (сборник)

© Валерий Донсков 2015

© Sklenëný mûstek s.r.o. 2015

©Все права автора охраняются законом об авторском праве.

Копирование, публикация и другое использование произведений и их частей без согласия автора преследуется по закону.

…Осень. Деревья избавляются от своего веселого оптимистичного летнего наряда, теперь окончательно пожелтевшего и опадающего на землю.

Лужи. После вчерашнего дождя кругом на асфальте лужи.

Зябко. Прохожие, неторопливо прогуливающиеся по набережной, прячут шеи в шарфах, сутулятся, поднимая плечи, пытаясь уберечь тепло.

Суетливые волны на реке всё никак не могут успокоиться!

Всё очень похоже на мою далекую родину, на прежний гурьевский Жилгородок [1] Гурьевский Жилгородок или Гурьевский жилой городок – архитектурный ансамбль, уникальный памятник архитектуры 40-ых-50-ых годов ХХ века в городе Гурьеве Казахской ССР. Архитекторы С. В. Васильковский и А. В. Арефьев . Был включен в Государственный список памятников истории и культуры республиканского значения. В настоящее время сильно изменен, частично разрушен и близок к полному уничтожению. . Очень! Вот эта лавка, на которой сижу. Нескучный сад позади меня. Даже темная скульптура ныряльщицы прямо вот-вот готовая с головой отправиться в эти грязные мутные воды.

У нас же возле пляжа была точно такая же! Потом ей, правда, руки обломали… Ну, не суть важно. Да, по всей нашей большой великой стране были точно такие же. Типовая фигурка. И сходство иллюзорное. …Лавочки наши поплавнее были, да и поглубже, но покороче. Нет. Эти суетливые стоячие волны Москвы-реки никак и никогда не смогут напоминать спокойную гладь Урала.

Неожиданно откуда-то спереди и сверху на воду передо мной спланировала утка. Расправив крылья, она плюхнулась, образуя на мгновение в воде за собой гладкую овальную яму, скользнув в ней, «скозлила», скакнула вверх и окончательно приводнилась, сложив крылья и закачавшись на волнах. Следом за ней оттуда же, из зенита на воду одна за другой, как плюшевые игрушки, беспорядочно посыпалась целая стая уток, но в отличие от первой, несмотря на вертикальное падение, – их приводнение было почти идеальным.

Вот это уже – ни в какие ворота! …И никакого сходства с Жилгородком.

Можно ли купаться там, где плавают утки?! А шумная, забитая машинами Фрунзенская набережная с большими домами на той стороне реки? Не-ет. Совершенно никакого сходства. Ни-ка-ко-го.

Сбоку, закрывая вид на противоположный берег, показался острый нос и передо мной по воде быстро и тихо, заслоняя всё, прошел большой белый речной теплоход со сплошным обтекаемым остеклением по всей палубе, – яхта-ресторан. На широкой корме название: «Баттерфляй».

…Кто-то из классиков, утверждал, что если убить одну бабочку в прошлом, то будущее станет уже совсем другим. Сомневаюсь. Чтобы что-то изменилось в будущем, надо убить несколько сотен тысяч таких бабочек или даже несколько миллионов. Оно не предопределено заранее, но… случилось, так как случилось, и по-другому быть не могло, повлиять на него не зная, о чем там… или даже вернувшись назад, невозможно. И если Вы вдруг не уничтожите этот миллион бабочек, их обязательно убьёт кто-то другой!

…Мир сразу изменится. Может совсем по иным, неочевидным и неизвестным науке причинам. Но все свалят на них, на бедных бабочек.

– Товарищи! С этим дирижаблем, которым мировой империализм вооружил белую контрреволюцию…, который мы сегодня отбили, мы не только освободим эксплуатируемые массы нашего красного Востока, Бухары, но и двинем дальше! Поможем братским народам Монголии, Китая …и даже Индии, которые, страдая под непосильным гнетом своих эксплуататоров – баев и ханов, давно ждут нашей помощи. Искра красного террора озарит всю планету, освободит трудящихся массы и станет началом мировой революции…

Командир отряда, стоящий на тачанке, превратившейся сейчас в импровизированную трибуну, замолчал. Одетый во всё черное и кожаное, сжимая в кулаке черную кожаную кепку, он указал, зачем-то ею на расстрелянных бойцов Черкесского эскадрона, которые без движения, в неловких позах, заломив руки и подвернув под себя ноги, лежали на сырой земле здесь же, между этой ложной трибуной и всем остальным стихийным митингом.

Бойцы Красной Армии и согнанные на площадь возле догорающей церкви испуганные сельские жители, повинуясь этому жесту, одновременно посмотрели на трупы…

Эмоции бойцов угадать было трудно. В их суровых бородатых или просто небритых русских лицах было все, начиная от классовой ненависти и кончая безысходностью, усталостью и полным безразличием. В преимущественно серых глазах местных, также русских, был только один страх.

Босоногие, раздетые по пояс мертвые горцы, устремив в небо свои черные, у некоторых с сединой бороды, длинные носы и остекленевшие взгляды, были ещё теплыми.

Ещё минуту назад со связанными руками, окруженные ощетинившейся штыками, винтовками и непонимающей их речь толпой, здесь, вдали от своего дома, они имели надежду на помилование и спасение.

Всего лишь час назад, сверкая на черкесках газырями и царскими наградами, полученными в Первую мировую за заслуги перед отечеством, в папахах и так же во всем черном отчаянно рубились на шашках, отбивались кинжалами, отстреливались и могли, как всегда, рассчитывать на то, что всё-таки случайно уйдут и укроются в своих горных саклях от этой сумасшедшей «красной чумы» и «безумия большевиков», пришедших из больших русских городов Севера и перевернувших всё с ног на голову.

Два часа назад весь этот мир был в их власти.

Теперь для них все было кончено.

– Пленных не брать! – продолжил выступавший, тряся рукой с кепкой, – это главный лозунг нынешнего момента Гражданской войны. Только беспощадное последовательное уничтожение противника обеспечит нам фактический перевес в этой войне и даст всесокрушающее моральное преимущество силам нашей революции над её врагами!

– Какой чо-орт от этих пле-енных! – проворчал стоящий в первом ряду пулеметчик Евдокимов, – Они по-русски-то ни бельмеса, …совсем ни хрена. – В руках у него был трофейный кинжал, который он вытаскивал и со щелчком обратно загонял в ножны.

– Что-о??? – спросил у него окончательно сбившийся и потерявший мысль оратор.

Евдокимов, не понявший сразу, что обращаются к нему, и только после нескольких тычков соседей осознав это, указал кинжалом на удерживаемый за веревки наблюдательный аэростат, большой изогнутой личинкой, висевший в воздухе над головами красноармейцев: