Джон Голсуори - Сага о Форсайдах

В то утро, когда так упала марка, она надела свой бархатный жакетик и шапочку - лучшее, что осталось в ее скудном гардеробе. Она решилась. Бикет никогда не вспоминал о своем прежнем месте, и она смутно догадывалась, что дело с его увольнением обстоит совсем не так просто. Почему бы не попытаться опять его устроить? Он часто говорил ей: "Вот мистер Монт - настоящий джентльмен! Он что-то вроде социалиста, и на войне побывал, и вообще совсем не задается!" Вот если бы попасть к этому чудаку! И ее худенькое личико зарумянилось решимостью и надеждой, когда, проходя по Стрэнду, она взглянула на себя в зеркало витрины. Цвет ее зеленого бархатного жакетика всегда нравился тем, кто знал толк в оттенках, но зато черная юбка... ну, да может быть, никто не заметит, насколько юбка потерта, если не выходить из-за перегородки в конторе.

Хватит ли у нее смелости сказать, что она пришла по поводу рукописи? И она мысленно прорепетировала, тщательно выговаривая слова: "Будьте любезны попросить мистера Момта принять меня, мне надо поговорить насчет рукописи". Да! А вдруг спросят: "Как передать?" Сказать - миссис Бикет? Ни за что! Мисс Викторина Коллинз? У всех Писательниц девичьи фамилии. Но Коллинз! Не звучит "мкак! И кому какое дело до ее девичьей фамилии? А почему бы не выдумать? Писатели всегда придумывают себе фамилии. И Викторина стала подбирать имя. Что-нибудь итальянское, вроде, вроде... Ведь хозяйка так и спросила, когда они въезжали: "А ваша жена - итальянка, мистер Бикет?" Ага! Мануэлли! Настоящее итальянское имя, как у мороженщика на Дич-стрит. По дороге она повторяла заранее придуманные слова. Только бы ей попасть к атому мистеру Монту!

Она вошла дрожа. Все шло, как она предполагала, вплоть до тщательно выговоренной фразы. Она ждала, пока о ней докладывали по внутреннему телефону, и прятала руки в ветхих перчатках. Назначили ли мисс Мануэлли прийти? Такой рукописи еще не было.

- Нет, - сказала Викторина, - я ее еще не посылала. Я хотела сначала повидать мистера Монта.

Молодой человек у конторки пристально посмотрел на нее, снова подошел к телефону и потом сказал:

- Попрошу минутку подождать: сейчас к вам выйдет секретарша мистера Монта.

Викторина наклонила голову; ее сердце сжалось. Секретарша! Ну, теперь ей к нему ни за что не попасть. И вдруг она испугалась своей выдумки. Но мысль о Тони, там, на углу, в облаке разноцветных шаров - она не раз подсматривала за ним - поддержала ее отчаянную решимость.

Женский голос:

- Мисс Мануэлли? Я секретарь мистера Монта. Может быть, вы сообщите, по какому делу он вам нужен?

Свеженькая молодая женщина смерила Викторину внимательным взглядом.

- Нет, боюсь, что мне придется лично его побеспокоить.

Внимательный взгляд остановился на ее лице.

- Пожалуйста, пройдите со мной, может быть, он вас примет.

Викторина, не шелохнувшись, сидела в маленькой приемной. Вдруг она увидела в дверях лицо какого-то молодого человека и услышала:

- Войдите, пожалуйста.

Она судорожно глотнула воздух и вошла. В кабинете Майкла она взглянула на него, на его секретаршу и снова на него, бессознательно взывая к его благородству, его молодости, его честности, - неужели он откажется переговорить с ней наедине? У Майкла сразу мелькнула мысль: "Деньги, наверно. Но какое интересное лицо!" Секретарша опустила уголки губ и вышла из комнаты.

- Ну, что скажете, мисс... э-э... Мануэлли?

- Простите, не Мануэлли. Я миссис Бикет. Мой муж тут служил.

Как, жена того парня, что таскал "Медяки"? Гм! Бикет, помнится, что-то плел - жена, воспаление легких. Да, похоже, что она болела.

- Он часто говорил о вас, сэр. И он теперь совсем без работы. Может, у вас бы нашлось для него место, сэр?

Майкл молчал. Знает ли эта маленькая женщина с таким необычайно интересным лицом о воровстве?

- Он сейчас продает шары на улице. Я не могу видеть этого! Стоит у святого Павла и почти ничего не зарабатывает. А мы так хотим уехать в Австралию. Я знаю - он очень нервный и часто спорит с людьми. Но если бы только вы могли его принять...

Нет. Она ничего не знает!

- Очень сожалею, миссис Бикет. Я хорошо помню вашего мужа, но у нас нет для него места. А вы совсем поправились?

- О да! Только я тоже никак не могу найти работу! Какое лицо для обложек! Прямо Мона Лиза!! Ага!

Роман Сторберта!

- Ладно, я поговорю с вашим мужем. Скажите, вы бы не согласились позировать художнику для обложки? При желании могли бы и дальше работать по этой части. Вы как раз подходящая модель для моего друга. Вы знаете работы Обрн Грина?

- Нет, сэр.

- Очень неплохо - даже совсем хорошо, хоть и в декадентском духе. Так вы согласились бы позировать?

- Я согласна на всякую работу, лишь бы добыть денег. Но лучше не говорите мужу, что я была у вас. Он может рассердиться.

- Хорошо! Я с ним встречусь как будто случайно. Вы говорите, он стоит у святого Павла? Только здесь, к сожалению, работы нет, миссис Бикет. Да кроме того, он едва сводил концы с концами на наше жалованье.

- Когда я болела, сэр.

- Да, конечно, это сыграло роль.

- Конечно, сэр.

- Ладно, давайте я напишу вам записку к мистеру Грину. Присядьте.

Он писал, украдкой поглядывая на нее. Это худенькое большеглазое лицо, эти иссиня-черные вьющиеся волосы - необычайно интересно! Пожалуй, чересчур утонченно и бледно для вкусов широкой публики. Но, черт возьми! Нельзя же из-за публики вечно рисовать стандартные синие глаза, золотистые локоны и красные, как мак, щеки! "Она не совсем в обычном вкусе, писал он, - но так хороша в своем роде, что может стать художественным типом, как типы Бердсли и Дана".

Когда Викторина ушла с запиской, Майкл позвонил секретарше.

- Нет, мисс Перрен, она ничего у меня не выпрашивала. Но какое лицо, правда?

- Я тоже решила, что вам надо поглядеть на нее. Но ведь она не писательница?

- О нет!

- Ну, надеюсь, она добилась того, что ей нужно.

Майкл усмехнулся.

- Отчасти, мисс Перрен, отчасти! Вы меня считаете ужасным дураком, а?

- Ничуть, что вы! Но, по-моему, вы слишком мягкосердечны.

Майкл взъерошил волосы.

- А вы бы удивились, если бы я сказал, что сделал важное дело?

- Пожалуй, мистер Монт.

- Ну, тогда я вам не скажу ничего. Когда вы перестанете дуться, можно продолжать письмо к моему отцу насчет "Дуэта". Очень, мол, сожалеем, что при нынешнем положении дел мы лишены возможности переиздать разговор этих старых хрычей; мы на этом и так потеряли уйму денег. Конечно, вам придется это перевести. А потом надо написать старику что-нибудь ободряющее. Ну, например: "Когда французы образумятся и птички запоют, - словом, к весне мы надеемся еще раз пересмотреть этот вопрос в свете..." м-м-м... чего, мисс Перрен?

- В свете накопленного нами опыта. Насчет французов и птичек можно пропустить?