Уильям Фолкнер - Солдатская награда

Но ей некогда было заниматься бесстрастными наблюдениями, потому что ее крепко держал Джонс.

– Нет, нет, – повторяла она, пытаясь выдернуть у него руку и потянуть его к машине.

Миссис Пауэрс увидела их через голову Мэддена.

Джонс отпустил хрупкие сопротивляющиеся пальцы, и она мелкими шажками побежала по росистой траве. Он неуклюже поспешил за ней и, взяв ее руки, положил их на дверцу машины, эти нервные узкие руки, в которых мягко трепетал зеленый веер.

– О, здравствуйте! А я и не знала, что вы собираетесь сюда! Иначе я бы припасла для вас партнеров. Уверена, что вы чудно танцуете. Впрочем, как только мужчины вас увидят – от кавалеров отбоя не будет!

«Что ей от него нужно! Следит за мной: не доверяет мне».

– Чудесный бал! И мистер Гиллиген тут! – («Чего это она явилась только беспокоить его! Небось, когда он дома сидит, ей на него плевать!») – Ну, конечно, Дональда без мистера Гиллигена даже представить себе трудно. Правда, приятно, когда мистер Гиллиген так привязан к человеку? Вы не находите, миссис Пауэрс? – Она напряженна выпрямила руки, опиравшиеся на дверцу машины, и всем телом гибко я податливо откинулась назад, – О, Руфус тоже тут! – («Да, она очень хорошенькая. И глупая. Но… но хорошенькая».) – Бросил меня ради другой женщины! Да, да, не отрицайте! Знаете, миссис Пауэрс, я хотела заставить его потанцевать со мной, а он не захотел. Может быть, вам больше повезет? – Приподнятое колено натянуло хрупкое, как стекло, серебро ее платья. – Ах, не возражайте: мы все знаем, как привлекательна миссис Пауэрс. Правда, мистер Джонс? – («Видно, какой у тебя круглый задик, все видно, когда ты так стоишь. Знает, что делает».) Глаза у нее стали злые, темные. – Зачем вы мне сказали, что они танцуют? – упрекнула она Джонса.

– Вы же знаете, что он не может танцевать, – сказала миссис Пауэрс. – Привезли его послушать музыку.

– Мистер Джонс сказал, что вы с ним танцуете. Я и поверила. Кажется, я вообще меньше про него знаю, чем некоторые другие. Но, разумеется, он болен, и не… не помнит старых друзей, когда у него столько новых!

«Неужели она заплачет? Похоже на нее! Вот дурочка!»

– Нет, вы к нему несправедливы. Но, может быть, вы хотите посидеть с ним? Мистер Мэдден, пожалуйста…

Но мистер Мэдден уже открыл дверцу.

– Нет, нет, если ему хочется слушать музыку, я ему только помешаю. Он гораздо охотнее посидит с миссис Пауэрс.

«Да, сейчас закатит сцену».

– Погодите минуточку. Ведь он вас сегодня еще не видел.

Она не сразу согласилась, потом Джонс увидал мягкое движение бедер, беглый блеск чулка и попросил спичку у Гиллигена. Музыка умолкла, а меж двух одинаковых магнолий веранда походила на опустевшую сцену. Голова негра-шофера казалась круглой, как пушечное ядро; может быть, он спал. Она поднялась в машину и опустилась на сиденье рядом с Мэгоном, тихим и покорным. Миссис Пауэрс вдруг сказала:

– Вы танцуете, мистер Мэдден?

– Да, немножко, – сознался он.

И, выйдя из машины, она обернулась, глядя в удивленное, пустое личико Сесили.

– Можно, я оставлю вас посидеть с Дональдом, а сама немножко потанцую с мистером Мэдденом? – Она взяла Мэддена под руку. – Не хотите ли и вы пройти туда, Джо?

– Нет, не стоит, – оказал Гиллиген. – Куда мне с ними состязаться? Вот Сесили с возмущением смотрела, как другая женщина уводит одного из зрителей представления. Однако оставались Гиллиген и Джонс. Джонс без приглашения тяжело влез в машину, на свободное место. Сесили бросила на него сердитый взгляд и повернулась спиной, чувствуя, как его локоть прижимается к ней.

– Дональд, милый! – сказала она, обнимая Мэгона. С этой стороны шрам был не виден, и она притянула его лицо к себе, прижимаясь щекой к щеке. Чувствуя прикосновение, слыша голоса, он пошевельнулся. – Это Сесили, Дональд, – нежно сказала она.

– Сесили, – повторил он покорно.

– Да, это я. Обними меня, как раньше, Дональд, мой любимый.

Она нервно передернулась, но локоть Джонса не сдвинулся, присосавшись к ней, словно щупальце осьминога. Пытаясь отодвинуться от него, она судорожно прижалась к Мэгону, и тот поднял руку, чуть не сбив очки.

– Осторожней, лейтенант! – торопливо предупредил Гиллиген, и тот опустил руку.

Сесили быстро поцеловала его в щеку, разжала руки, выпрямилась.

– Ах, музыка началась, а я обещала этот танец! – Она встала в машине, оглядываясь. Кто-то с безукоризненным изяществом скользил мимо с сигаретой во рту. – Ли! Ли! – с веселым облегчением закричала она. – Я тут! – И, открыв дверцу, спрыгнула навстречу безукоризненному кавалеру.

Джонс, мешковатый, жирный, вышел за ней и остановился, обтягивая пиджак на толстых, тяжелых бедрах и желчно взирая на мистера Риверса. Она вся напряглась и, повернувшись к Гиллигену, спросила:

– А вы сегодня не танцуете?

– Нет, мэм! – ответил он. – Я по-ихнему не могу. В наших краях на такие танцы пришлось бы брать лицензию!

Она засмеялась – в три нотки, вся, как деревце на ветру. На миг из-под век блеснули глаза, меж темно-красных губ блеснули зубы.

– Как остроумно, правда? Вот мистер Джонс тоже не танцует, значит, остается только Ли.

Ли – то есть мистер Риверс – стоял в ожидании, и Джонс тяжеловесно проговорил:

– Это мой танец.

– Простите, я обещала Ли, – быстро возразила она. – А вы потом отобьете, правда?

Ее пальцы мимоходом легли на его рукав, и Джонс, глядя на мистера Риверса, желчно повторил:

– Это мой танец.

Мистер Риверс поглядел на него и торопливо отвел глаза:

– О, прошу прощения! Разве вы танцуете?

– Ли! – резко сказала она и снова коснулась его рукой.

Мистер Риверс опять скрестил взгляды с мистером Джонсом.

– Прошу прощения! – пробормотал он. – Я потом отобью вас. – И он ушел скользящим шагом.

Сесили поглядела ему вслед, потом, пожав плечами, обернулась к Джонсу. На ее шее, ее плече теплыми, мягкими отблесками лежал свет. Она взяла Джонса под руку.

– Вот это да! – сказал Гиллиген, глядя ей вслед. – Ее насквозь видать.

– Это все война, – объяснил негр-шофер, тут же засыпая снова.

Джонс, несмотря на сопротивление, тянул ее в тень. Миртовый куст закрыл их от всех.

– Пустите! – сказала она, отбиваясь.

– Что это с вами? Ведь один раз вы уже со мной целовались?

– Пустите! – повторила она.

– Ради кого? Ради этого несчастного мертвеца? Какое ему до вас дело?

Он держал ее, пока, истощив всю свою нервную энергию, она затихла, хрупкая, как пойманная птица. Он вглядывался в ее лицо, казавшееся белым пятном; она видела в темноте бесформенную, тяжелую фигуру, пахнущую табаком и шерстью.

– Пустите! – жалобно повторила она и, очутившись вдруг на свободе, побежала по траве, чувствуя росу на туфельках, с облегчением глядя на стайку мужчин на перилах веранды. Отутюженное лицо мистера Риверса над безукоризненным бельем выплыло ей навстречу, и она схватила его за руку.