Уильям Фолкнер - Солдатская награда

– Правильно, – с готовностью согласился рядовой Гиллиген. – Надо же человеку когда-нибудь повидать свою родню. Особенно, если он с ними не живет. Разве я тебя осуждаю? Я тебя за это уважаю, братец. Но ведь домой можно съездить и в другое время. А я предлагаю: давай осмотрим эту прекрасную страну, ведь мы за нее кровь проливали.

– Вот черт, нельзя мне. Моя мать с самого перемирия мне каждый день телеграфировала: летай пониже, будь осторожен, скорее приезжай домой, как только демобилизуют. Ей-богу, она, наверно, и президенту телеграфировала, просила: отпустите его поскорее.

– Ясно. Обязательно просила. Что может сравниться с материнской любовью? Разве что добрый глоток виски. А где бутылка? Надеюсь, ты не обманул бедную девушку?

– Вот она! – Лоу вынул бутылку, и Гиллиген нажал звонок.

– Клод, – сказал он высокомерному проводнику негру. – Принеси нам два стакана и бутылочку саосапариллы или еще чего-нибудь. Сегодня мы едем в джентльменском вагоне и будем вести себя, как джентльмены.

– А зачем тебе стаканы? – спросил Лоу. – Вчера мы и бутылкой обходились.

– Помни, что мы въезжаем в чужие края. Нельзя нарушать обычаи дикарей. Подожди, скоро ты будешь опытным путешественником и все будешь помнить. Два стакана, Отелло.

– В этом вагоне пить не полагается. Пройдите в вагон-ресторан.

– Брось, Клод, будь человеком.

– Нельзя пить в этом вагоне. Если желаете, пройдите в вагон-ресторан. – Рядовой Гиллиген обернулся к своему спутнику.

– Видал? Как тебе это нравится? Вот как гнусно отнесся к солдатам! Говорю вам, генерал, хуже этого поезда я еще не встречал.

– А, черт с ним, давай пить из бутылки.

– Нет, нет! Теперь это вопрос чести. Помни, нам надо защищать честь мундира от всяких оскорблений. Подожди, я поищу кондуктора. Нет, брат, купили мы билеты или не купили?

Небо в тучах и земля медленно и мерно расплываются в сером тумане. Серая земля… По ней проходят случайные деревья, дома, а города, как пузыри призрачных звуков, нанизаны на телеграфную проволоку…

И тут вернулся Гиллиген и сказал:

– Чарльз, вольно!

«Так я и знал, что он кого-то приведет, – подумал курсант Лоу и, поднимая глаза, заметил пояс и крылья, вскочил, увидал молодое лицо искаженное чудовищным шрамом через весь лоб. – О господи», – взмолился он, сдерживая дурноту.

Лоу отдал честь. Офицер смотрел на него рассеянным напряженным взглядом. Гиллиген, поддерживая офицера под руку, усадил его на скамью. Тот растерянно взглянул на Гиллигена и пробормотал:

– Спасибо.

– Лейтенант, – сказал Гиллиген, – вы видите перед собой гордость нации. Генерал, велите подать воду со льдом. Лейтенант нездоров.

Курсант Лоу нажал кнопку звонка и со вспыхнувшей вновь старой враждой, какую американские солдаты питают к офицерам всех национальностей, поглядел на знаки различия, бронзовые крылья и пуговицы, даже не удивляясь, почему этот больной британский лейтенант в таком состоянии путешествует по Америке. «Был бы я старше или счастливее, я бы мог оказаться на его месте», – ревниво подумал он.

Снова пришел проводник.

– Нельзя пить в этом вагоне, я ведь вас предупреждал, – сказал он. – Нельзя, сэр. В таких вагонах не пьют. – И тут проводник увидал третьего военного. Он торопливо наклонился к нему и подозрительно глянул на Гиллигена и Лоу: – Что вам от него нужно?

– Просто подобрал его там, он, видно, иностранец, заблудился. Послушай, Эрнест…

– Заблудился? Ничего он не заблудился. Он из Джорджии. Я за ним, присматриваю. Кэп, – обратился он к офицеру, – вам эти люди не мешают?

Гиллиген и Лоу переглянулись.

– Черт, а я решил, что он иностранец, – шепнул Гиллиген.

Офицер поднял глаза на испуганного проводника.

– Нет, – сказал он медленно, – не мешают.

– Как вы хотите – остаться тут с ними или, может, проводить вас на ваше место?

– Оставь его с нами, – сказал Гиллигеа – Ему выпить хочется.

– Да нельзя ему пить. Он больной.

– Лейтенант, – оказал Гиллиген, – хотите выпить?

– Да, хочу выпить. Да.

– Но ему нельзя виски, сэр.

– Немножко можно. Я сам за ним присмотрю. А теперь дай-ка нам стаканы. Неужели тебе трудно?

Проводник снова начал:

– Но ему же нельзя…

– Слушайте, лейтенант, – прервал его Гиллиген, – заставьте вашего приятеля выдать нам стаканы – пить не из чего!

– Стаканы?

– Ну да! Не желает принести стаканы.

– Прикажете принести стаканы, нэп?

– Да, принесите нам стаканы, пожалуйста!

– Слушаю, кэп. – Проводник пошел и вернулся. – Присмотрите за ним, ладно? – сказал он Гиллигену.

– Конечно, конечно!

Проводник ушел. Гиллиген с завистью взглянул на своего гостя.

– Да, видно, надо родиться в Джорджии, чтоб тебя обслуживали на этом проклятом поезде. Я ему деньги давал – и то не помогло. Знаешь, генерал, – обратился он к Лоу, – пусть лейтенант едет в нашем купе, ладно? Еще пригодится.

– Ладно, – согласился Лоу. – Скажите, сэр, на каких самолетах вы летали?

– Брось ты глупости, – прервал его Гиллиген. – Оставь его в покое. Он разорил Францию,» теперь ему нужен отдых. Верно, лейтенант?

Из-под изрубцованного, изуродованного лба офицер смотрел на него недоуменными, добрыми глазами, но тут появился проводник со стаканами и бутылкой джинджер-эля. Он принес подушку, осторожно подсунул ее под голову офицеру, вытащил еще две подушки для остальных и с беспощадной добротой заставил их сесть поудобнее. Он действовал ловко и настойчиво, как непреклонная судьба, охватывая всех своей заботой.

Гиллигену с непривычки стало неловко.

– Эй, легче на поворотах, Джордж, не лапай меня, я сам! Мне бы эту бутылочку полапать, понял?

Не обращая внимания, проводник спросил:

– Вам удобно, кэп?

– Да. Удобно. Спасибо, – ответил офицер. Потом добавил: – Принеси и себе стакан. Выпей.

Гиллиген открыл бутылку, наполнил стаканы. Приторно и остро запахло имбирем.

– Вперед, солдаты!

Офицер взял стакан левой рукой, и тут Лоу увидел, что правая у него скрюченная, сухая.

– Ваше здоровье, – сказал офицер.

– Опрокинем! – сказал курсант Лоу.

Офицер смотрел на него, не притрагиваясь к стакану. Он смотрел на фуражку, лежащую на коленях у Лоу, и напряженное, ищущее выражение глаз сменилось четкой и ясной мыслью, так что Лоу показалось, будто его губы сложились для вопроса.

– Так точно, сэр. Курсант! – ответил он признательно и тепло, снова ощутив молодую, чистую гордость за свое звание.

Но напряжение оказалось непосильным для офицера, и его взгляд снова стал недоуменным и рассеянным. Гиллиген поднял стакан, прищурился.