Джон Стейнбек - К востоку от Эдема

Кейт слушала и равнодушно кивала, даже не особенно стараясь показать, что сочувствует. Она догадывалась, что Этель хочет поймать ее на крючок. Вот-вот кинет наживку, сообразила Кейт и сделала ответный ход. Она выдвинула ящик стола, достала денег и протянула Этель.

— Не такая я, чтоб старую подругу в беде бросить, сказала она. — Может, тебе куда-нибудь перебраться, в другом месте попробовать? Глядишь, фортуна и повернется к тебе.

Этель едва удержалась, чтобы не схватить сразу деньги, и развернула бумажки веером, как карты в покере, четыре десятидолларовых билета. Губы у нее задрожали.

— А я-то рассчитывала, что у тебя побольше найдется. Старой подруге четыре десятки всего?

— Что значит «всего»?

— Разве ты не получила мое письмо?

— Какое еще письмо?

— Ax-ax! — проговорила Этель. — Значит, затерялось на почте. До чего ж безалаберные! Ну, ладно… Я-то считала, что повнимательнее ко мне будешь. Плоха я, болею часто. В животе вот тяжесть какая-то последнее время. Она вздохнула и затараторила так, что Кейт поняла: заранее все наизусть выучила. — Ты же знаешь, что я вроде как ясновидящая. Могу заранее сказать, что и как исполнится. Видения у меня. Как примерещится, так потом и сбудется. Один сказал мне, что сеансы надо устраивать, бизнес делать. Ты, говорит, медюм прирожденный. Ты же знаешь.

— Понятия не имею, — отвечала Кейт.

— Правда? Значит, просто внимания не обращала. Остальные-то все знают. Я им разные вещи рассказывала, так потом они взаправду происходили.

— Ты куда гнешь? Выкладывай.

— Было, значит, мне видение — я его хорошо помню, потому как в ту ночь Фей померла. — Этель скользнула взглядом по непроницаемому лицу Кейт и продолжала настойчиво: — Дождик еще тогда пошел, и мне тоже дождик мерещился, и вообще мокро было. Ну вот, вижу я, значит, тебя, из кухни на двор выходишь. Темень на дворе не особенная, как раз луна показалась малость. Ясно видела — ты это. Вроде побежала ты к забору дальнему, нагнулась, что делала — не видать. Потом потихоньку назад — шмыг!.. Очнулась я, значит, а мне говорят: Фей богу душу отдала.

Этель замолкла, дожидаясь, что скажет Кейт, но лицо у той по-прежнему решительно ничего не выражало. Видя, что Кейт молчит, Этель заговорила снова:

— Вот я и говорю, что верю я в свои видения. И чудно, понимаешь, ничегошеньки там у забора не было, только разбитые пузырьки из-под лекарств и резинка от пипетки.

— И ты, конечно, всю эту дрянь к доктору потащила, — безмятежно произнесла Кейт. — Ну и что же там было, в этих пузырьках? Чего он тебе сказал?

— Никуда ничего я не потащила.

— А надо бы! — заметила Кейт.

— Зачем, чтоб кто-то страдал? Сама горя хлебнула, знаю. Я просто склянки в конверт положила и спрятала.

— И теперь пришла спросить, что с ними делать? — вкрадчиво осведомилась Кейт.

— Ага.

— Тогда я тебе вот что скажу, милая. — Кейт не повысила голос. — Ты старая истрепавшаяся шлюха, поняла? И по голове тебя чересчур много били.

— Ты хочешь сказать, что свихнулась я?.. — начала было Этель.

— Может, и не свихнулась, — перебила ее Кейт, не знаю. Но то, что нездорова и устала вся, — это точно. Я же тебе сразу сказала: не такая я, чтобы старую подругу в беде бросить. Возвращайся, если хочешь. Гостей, конечно, принимать — куда тебе, но по хозяйству пригодишься. Прибрать где или повару помочь. Полный пансион обеспечу, комнату и стол. Деньжат буду давать на карманные расходы. Ну, как?

Этель заерзала на стуле.

— Да нет, спасибочки. Не хочется мне что-то… жить здесь не хочется. А конвертик тот я при себе не держу. У знакомого он.

— Чего же ты хочешь?

— По чести говоря, я думала, ты сумеешь мне сотню в месяц подкидывать. Тогда бы я перебилась, и еще на доктора бы хватило.

— Ты в «Южно-Тихоокеанской», говоришь, проживаешь?

— Там. Комната у меня в конце коридора, направо от конторки. А ночной портье — приятель мой. На дежурстве никогда не дрыхнет. Хороший парень.

— Ладно, Этель, не трухай. Присмотри только за своим «хорошим парнем», чтоб не продал по дешевке. — Кейт отсчитала еще шесть десятидолларовых билетов из ящика стола и протянула Этель: — Вот, держи!

— По почте будут первого числа приходить или мне сюда заглядывать?

— Сама посылать буду. И вот что, Этель, — ровно сказала Кейт. — На твоем месте я бы все-таки отнесла эти склянки на анализ.

Этель крепко сжимала в руке деньги. Ее переполняла радость и торжество. Не часто у нее так складно получалось.

— И не подумаю, — ответила она. — Если только приспичит…

После ухода Этель Кейт не спеша пошла в дальний угол двора. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, было видно, что земля на знакомом месте разрыта.

На другое утро городской судья рассматривал обычную вереницу дел о незначительных драках и мелких ночных кражах. Он слушал доклад по четвертому обвиняемому вполуха и после немногословного свидетельства жалобщика спросил:

— Сколько, говорите, у вас пропало?

— Почти сотня, ваша честь, — ответил темноволосый мужчина.

Судья повернулся к дежурному полицейскому:

— А у нее сколько нашли?

— Девяносто шесть долларов, ваша честь. В шесть утра она купила у ночного портье бутылку виски, пачку сигарет и несколько иллюстрированных журналов.

— Да я его в первый раз вижу! — закричала Этель.

Судья поднял голову от бумаг.

— Два задержания за проституцию и теперь — ограбление. Слишком дорого нам это обходится. Чтобы к двенадцати дня тебя в городе не было, слышишь?Он повернулся к полицейскому. — Скажи шерифу, чтобы он выпроводил ее из округа. — Потом сказал Этель: — Еще раз тебя в городе увижу, передам дело в окружной суд и потребую самой строгой меры наказания. Так что, если не хочешь угодить в Сан-Квентин… поняла?

— Ваша честь, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз! — умоляла Этель.

— Зачем?

— Нужно, — настаивала она. — Обвинение подстроено.

— Все подстроено, — ответил судья. — Давайте следующего.

Помощник шерифа повез Этель на мост через реку Пахаро, по которой проходила граница округа, а в это время по Кастровилльской улице жалобщик направлялся к заведению Кейт, потом передумал и зашел к парикмахеру Кено подстричься.

Встреча с Этель не сильно обеспокоила Кейт. Она знала, что проститутку никто и слушать не будет и никакой анализ разбитых пузырьков не покажет ни малейших следов яда. О Фей она почти забыла, и вынужденное напоминание оставило лишь легкий неприятный осадок.

Однако через некоторое время Кейт с досадой стала ловить себя на том, что все чаще и чаще вспоминает о прошлом. Как-то раз вечером, когда она проверяла счета от бакалейщика, в голове у нее внезапно, как молния с небес, пронеслась и пропала какая-то шальная мысль, и она даже отложила работу, стараясь поймать и продумать ее. Почему эта мимолетная мысль воскресила в памяти смуглое лицо Карла? И загадочные, насмешливые глаза Сэма Гамильтона? И почему она оставила по себе трепетный страх?