Джон Стейнбек - К востоку от Эдема

В дверях своей комнаты стояла хозяйка, и тень от ее носа тянулась до кончика подбородка. Холодные глаза неотступно, как с написанного анфас портрета, следили за Адамом, а нос вынюхивал запах виски.

— Доброй ночи, сказал Адам.

Она не ответила.

На площадке между этажами он оглянулся. Хозяйка стояла, задрав голову, и теперь тень падала ей на шею, а глаза были будто без зрачков.

В его комнате пахло пылью — пылью, много раз сыревшей и потом высыхавшей. Он достал из кармана коробок и чиркнул спичкой. Зажег огрызок свечи в черном лаковом подсвечнике и окинул взглядом кровать: провисшая, как гамак, она была накрыта грязным стеганым одеялом из которого торчали по краям клочья ваты.

Крыльцо снова жалобно заскрипело, и Адам понял, что хозяйка сейчас снова встанет в дверях, готовая обдать входящего неприязнью.

Адам сел на жесткий стул, поставил локти на колени и подпер подбородок. В тишине ночи из дальней комнаты доносился чей-то упорный кашель.

И Адам понял, что не может вернуться домой. Он знал, что он сделает; он слышал, как о таком же рассказывали старые солдаты. «Я просто больше не мог. Податься мне было некуда. Знакомых никого. Пошатался, поездил, а потом перетрусил, как младенец, и, не успел опомниться, стою у казармы и упрашиваю сержанта взять меня обратно — будто он мне большое одолжение делает».

Возвратившись в Чикаго, Адам подписал армейский контракт еще на пять лет и попросился в прежний полк. Пока поезд вез его на запад, Адаму казалось, что в эскадроне его встретят самые близкие и родные люди.

Когда он ждал пересадки в Канзас-Сити, на перроне выкрикнули его фамилию, и посыльный сунул ему депешу — предписание явиться в Вашингтон, в канцелярию министра обороны. За пять лет службы Адам не столько приучился, сколько привык не удивляться никаким приказам. Боги, восседавшие на далеком вашингтонском Олимпе, в представлении рядовых солдат были сумасшедшими, и если ты хотел сохранить рассудок, лучше было поменьше думать обо всех этих генералах.

Прибыв в канцелярию, Адам назвал себя секретарю и пошел ждать в приемную. Там-то и нашел его отец. В первую минуту Адам не узнал Сайруса, и прошло еще несколько минут, прежде чем он оправился от изумления. Сайрус стал большим человеком. Одет он был соответственно — костюм из дорогого черного сукна, модная черная шляпа, пальто с бархатным воротником и трость эбенового дерева, которая в его руках казалась шпагой. Держался Сайрус тоже как большой человек. Речь у него была тихая, мягкая, размеренная и спокойная, в движениях появилась широта, а новые зубы придавали его улыбке сатанинское коварство.

Осознав, наконец, что видит перед собой отца, Адам все равно не мог избавиться от недоумения. Вдруг сообразив, он скользнул глазами вниз — кривой деревяшки не было. Прямая нога сгибалась в колене и была обута в начищенный лайковый сапожок. Отец прихрамывал, но не как раньше, когда он тяжело припадал на деревянную ногу. Сайрус перехватил его взгляд.

— Механическая, — сказал он. — На шарнире. С пружиной. Когда хочу, даже не хромаю. Я потом ее сниму, покажу тебе. Пойдем.

— Меня вызвали приказом, сэр, — сказал Адам. Я обязан доложиться полковнику Уэлсу.

— Я знаю, что тебя вызвали. Это я велел Уэлсу послать приказ. Пошли. Адам замялся.

— Если позволите, сэр, я все же доложусь полковнику Уэлсу.

Отец круто сменил тактику.

— Я тебя проверял, — важно заявил он. — Хотел узнать, как нынче в армии с дисциплиной. Молодец. Я же говорил, что служба пойдет тебе на пользу. Ты, сынок, теперь настоящий мужчина и воин.

— Меня вызвали приказом, — повторил Адам. Этот человек был для него чужой. В Адаме шевельнулась брезгливость. Он чувствовал какую-то фальшь. И это чувство не прошло, даже когда перед отцом мгновенно распахнулись двери кабинета и полковник Узле подобострастно сообщил: «Министр готов принять вас, сэр».

— Это мой сын, господин министр. Простой солдат — как и я в свое время, — рядовой армии Соединенных Штатов.

— Первый срок я закончил в звании капрала, — сказал Адам. Он не вслушивался в обмен приветствиями. Он думал. Это же министр обороны, думал Адам. Неужели он не видит, что мой отец на самом деле вовсе не такой? Он ведь играет, как актер в театре. Что с ним случилось? Странно, почему министр ничего не замечает.

В маленькую гостиницу, где жил отец, они пошли пешком, и по дороге Сайрус обстоятельно, как опытный лектор, знакомил Адама с вашингтонскими достопримечательностями, показывал исторические здания и места.

— Я живу в гостинице, — сказал он. — Подумывал купить дом, но я много езжу, только зря бы деньги потратил. Большую часть времени я в разъездах по стране.

Портье в гостинице тоже ничего не замечал. Он кланялся, называл Сайруса «сенатор»и дал понять, что непременно найдет для Адама комнату, даже если придется выкинуть кого-нибудь на улицу.

— Пришлите мне в номер бутылку виски.

— Если желаете, можем подать и лед.

— Лед?! — возмутился Сайрус. — Мой сын — солдат. Он постучал тростью по ноге, и она отозвалась гулкой пустотой. — Я тоже был солдатом — рядовым. Зачем нам лед?

Номер Сайруса поразил Адама роскошью. Там была не только спальня, но и гостиная, и примыкавший прямо к спальне туалет.

Сайрус уселся в глубокое кресло и вздохнул. Потом подтянул штанину, и Адам увидел хитрое приспособление из железа, кожи и дерева. Сайрус расшнуровал кожаный чехол, которым протез крепился к культе, и поднялся из кресла, похожий на карикатуру. — Натирает, спасу нет, — сказал он.

Без ноги отец снова стал самим собой, стал таким, каким Адам его помнил. Только что Адам чуть ли не презирал его, но сейчас вернулись памятные с детства страх, уважение, враждебность, и оттого Адам чувствовал себя мальчишкой, который старается разгадать настроение отца, чтобы избежать опасности.

Сайрус устроился поудобнее, глотнул виски и расстегнул воротничок. Потом пристально взглянул на Адама:

— Итак?

— Что, отец?

— Почему ты завербовался на второй срок?

— Я… я не знаю. Просто так.

— Адам, тебе ведь не нравится в армии.

— Так точно.

— Почему же ты снова служишь?

— Я не хотел возвращаться домой.

Сайрус вздохнул и кончиками пальцев поскреб подлокотники кресла.

— Ты решил остаться в армии насовсем? — спросил он.

— Не знаю.

— Я могу послать тебя в Уэст-Пойнт

. У меня есть связи. Я могу освободить тебя от службы, и ты поступишь в Уэст-Пойнт.

— Я туда не хочу.

— Ты не желаешь спросил Сайрус со мной считаться? — спокойно и мысли его метались в поисках

Адам долго молчал, спасительного выхода. — Так точно, — наконец ответил он.

— Налей-ка мне виски, сын, — сказал Сайрус и, когда Адам выполнил его просьбу, продолжил: — Думаю, тебе вряд ли известно, каким я пользуюсь влиянием. Одно мое слово, и СВР провалит на выборах любого кандидата. Сам президент интересуется моим мнением по вопросам государственной важности. Я могу выгнать в отставку любого сенатора, и мне ничего не стоит назначить на хороший пост кого захочу. Я могу сделать человеку карьеру, но могу и поломать ему жизнь. Ты это понимаешь?