Джон Стейнбек - К востоку от Эдема

— Пожалуйста. Единственное, о чем я вас прошу: не разговаривайте со мной так в присутствии других людей. Они страшно удивятся и не поверят своим ушам.

— Постараюсь. Но если случайно забуду, не волнуйся: все же знают, что я мастер шутить. Когда человек открылся тебе в двух ипостасях, трудно потом воспринимать его только в одной.

— Мне кажется, я догадываюсь, что вы хотите у меня спросить.

— Что?

— Почему я довольствуюсь положением слуги?

— Как ты прочел мои мысли?

— По-моему, этот вопрос логичен.

— Но он тебе неприятен?

— Нисколько, потому что меня спрашиваете вы. Неприятны лишь те вопросы, которые задают снисходительным тоном. Не понимаю, почему профессию слуги считают недостойной. Для философа она убежище от мирской суеты, для ленивого — легкий хлеб; толковый слуга может добиться большой власти и даже любви. Удивляюсь, почему до сих пор так мало умных людей избирают это поприще — в совершенстве овладев ремеслом слуги, они пожинали бы прекрасные плоды. Хороший слуга всегда уверен в завтрашнем дне, и не потому, что хозяин добр к нему, а потому что люди — рабы привычек и склонны к праздности. Нелегко отказаться от вкусных блюд или привыкнуть самому за собой убирать. Чем менять свою натуру, проще держать слугу, пусть даже плохого. Что до хорошего слуги — а я слуга превосходный — то он может командовать своим хозяином во всем: может диктовать ему, о чем думать и как поступать, на ком жениться и когда развестись; он может наказывать своего хозяина, превращая его жизнь в кошмар, а может и дарить радость, и в результате попадает в число упомянутых в завещании. Если бы я захотел, я мог бы обобрать любого, у кого работал, снять с него последнюю рубашку, наплевать ему в лицо, и на прощание мне бы еще сказали «спасибо». Ну и, наконец, в силу причин, о которых мы говорили, я человек беззащитный. Хозяин же всегда за меня вступится, убережет от нападок. Вам вот приходится много работать, и у вас много тревог. Я же и работаю меньше и меньше тревожусь. При этом я хороший слуга. А плохой слуга и не работает и ни о чем не тревожится, но все равно сыт, одет и огражден от опасностей. Не знаю, в какой другой сфере деятельности вы насчитаете столь великое множество бездарей и так редко встретите подлинного мастера своего дела.

Самюэл сидел подавшись вперед и внимательно его слушал.

— Пожалуй, я вздохну с облегчением, когда снова перейду на «твоя-моя, хоцет-не хоцет», — заметил Ли.

— Отсюда до поместья Санчеса рукой подать. Почему ты решил сделать здесь привал? — спросил Самюэл.

— Все влемя только говоли-говоли. Моя, китайский слуга, свое дело знай отлицио. Твоя готова ехать?

— Что? А да, конечно, Но жить так, должно быть, очень одиноко.

— Да, это единственный недостаток, — кивнул Ли. Я давно собираюсь уехать в Сан-Франциско и открыть там свое небольшое дело.

— Что-нибудь вроде прачечной? Или ресторанчик? — Нет. Китайских прачечных и ресторанов и так развелось слишком много. Может быть, книжную лавку. Книги мне по вкусу, да и конкурентов было бы не так много. Но боюсь, дальше слов у меня не пойдет. Когда работаешь слугой, теряешь предприимчивость.

После полудня Самюэл и Адам проехали по участку. Как бывало каждый день, к этому времени поднялся ветер и в небо летела желтая пыль.

— Прекрасное ранчо! — воскликнул Самюэл. — Вам досталась на редкость хорошая земля.

— Боюсь, ее скоро всю сдует, — заметил Адам.

— Нет, она просто передвигается. Часть ее уходит от вас на ранчо Джеймсов, а взамен вам перепадает кое-что с участка Сауди.

— И все же этот ветер мне не нравится. От него как то не по себе.

— Да, ветер быстро всем надоедает. Он и на скот действует, животные покой теряют. Не знаю, обратили вы внимание или нет, но в северной части Долины начали для защиты от ветра сажать эвкалипты. Их из Австралии завезли. Говорят, за год вырастают на десять футов. Почему бы и вам не посадить для пробы несколько рядов? Со временем полоса станет смягчать натиск ветра, а кроме того, эвкалиптовые дрова — отличное топливо.

— Хорошая мысль. Но что мне действительно нужно, это вода. При таком ветре насосы с приводом от ветряных мельниц накачают воды сколько угодно. Я и подумал: если пробурить несколько скважин и наладить поливное орошение, землю никуда уже не сдует. Можно заодно для укрепления почвы посеять бобы.

— Если хотите, я помогу вам найти воду, — жмурясь от ветра, предложил Самюэл. — К тому же я смастерил небольшой насос, он качает довольно быстро. Мое собственное изобретение. А ветряки — штука дорогая. Но, может быть, я сумею построить их для вас сам, тогда обойдется дешевле.

— Замечательно. Если ветер будет работать на меня, то бог с ним, пусть дует. А если будет вода, я, возможно, начну сеять люцерну.

— На люцерне больших денег не заработать. — Дело не в деньгах. С месяц назад я объезжал окрестности Гринфилда и Гонзалеса. В тех местах поселилось несколько швейцарцев. У них по десять-двадцать хороших дойных коров, и в год они собирают четыре урожая люцерны.

— Да, я слышал. Коров они вывезли из Швейцарии. Глаза у Адама восторженно блестели. — Вот и я хочу заняться тем же. Масло и сыр буду продавать, а молоком отпаивать поросят.

— Чувствую, долина будет вами гордиться, — сказал Самюэл. — Такие люди украсят наше будущее.

— Была бы только вода.

— Если она тут есть, я ее вам добуду. Отыщу обязательно. Я прихватил с собой мою волшебную палочку. Он похлопал по сухой рогатой лозе, притороченной к седлу.

Адам показал рукой налево, туда, где широко раскинулся ровный пустырь, поросший чахлой полынью.

— Вот, — сказал он, — тридцать шесть акров, земля ровная, как пол. Толщину почвы я проверял. Пахотный слой под песком — в среднем три с половиной дюйма, лемех будет доходить до суглинка. Найдете здесь воду, как Вы думаете?

— Не знаю. Увидим.

Самюэл спешился, передал поводья Адаму и отвязал от седла лозу. Взял ее обеими руками за расходящиеся концы и не спеша побрел вперед: локти у него были разведены в стороны, хвостик У-образной рогульки смотрел вверх. Внезапно Самюэл нахмурился, вернулся на несколько шагов назад, но потом покачал головой b пошел дальше.

Адам медленно ехал следом и вел за собой на поводу лошадь Самюэла.

Глаза Адама не отрывались от лозы. Он увидел, как она задрожала и мотнулась вниз, в точности как удочка когда клюет рыба. Лицо у Самюэла сосредоточенно застыло. Он продолжал идти вперед, пока лозу не потянуло вниз с такой силой, словно она пыталась вырваться из его напряженных рук. Самюэл медленно описал круг, вырвал кустик полыни и бросил его на землю. Потом отошел подальше в сторону, опять выставил перед собой рогульку, повернулся и зашагал к отмеченному месту. Едва он к нему приблизился, лозу снова дернуло вниз. Самюэл облегченно вздохнул и опустил свою волшебную палочку в траву.