Бана - Кадамбари

Это описание достаточно наглядно демонстрирует принцип единства и одновременно вариативности, характерный для описаний «Кадамбари»: та же, что и в других изображениях вечера, последовательность развития темы (заход солнца, появление вечерней зари, ночная мгла, восход луны), но иная группировка мотивов и аланкар, новая синтаксическая организация. И теперь мы имеем возможность очертить основные структурные особенности описаний «Кадамбари» самого разного рода.

Основной единицей описания является большой период-предложение с личной формой глагола-сказуемого в его конце и с развернутыми определительными конструкциями (которые в переводе часто приходится передавать самостоятельными предложениями) к субъекту или объекту глагола на всем протяжении периода. По сути дела, такой период (а также некоторые частные конструкции) представляет собой расширенный вариант риторической фигуры дипаки (букв. «светильник»), в которой, по определению санскритской поэтики, к одному слову относятся несколько однородных предикатов, так что слово «обслуживает все высказывание» [КД II.97]. Иногда такой период синтаксически модифицируется, и однородные предикаты, которые и содержат собственно описание, выступают в виде конструкции locativus absolutus (в переводе — придаточных предложений времени). Иногда структура периода меняется более радикально, и он состоит из серии независимых предложений, построенных, однако, как правило, единообразно. Каждое описание персонажа, явления или события в «Кадамбари» может включать в себя все три вида периодов либо быть ограниченным двумя или одним из них.

В свою очередь, каждый период распадается на отдельные блоки высказываний, объединенные синтаксически, тематически и — не в последнюю очередь — однотипными или, по крайней мере, сходными группами аланкар. Подобного рода блоки мы многократно выделяли в рассмотренных нами описаниях. Для наглядности, разделив его построчно на синтагмы, приведем хотя бы один краткий пример (из описания дворцового парка Тарапиды) на языке оригинала:

sa-jaladhara-nātham-iva kṛṣṇāguru-dhūma-paṭalaiḥ,

sa-nīhāram-iva yāmaruṅjara-ghaṭā-nara-śīkaraiḥ,

sa-niśam-iva tamāla-vīthika-andhakāraiḥ,

sa-bālātapam-iva raktāśokaiḥ,

sa-tārā-gaṇam-iva muktā-kalāpaiḥ,

sa-varṣā-samayam-iva dhāṝa-gṛhaiḥ,

sa-taḍil-latam-iva hemamayībhir-mayūra-yaṣṭibhiḥ,

sa-gṛha-daivatam-iva śāla-bhaṅjikābhiḥ [Кад., с. 311—312] [115].

Блок состоит из однотипных утпрекш (всего их одиннадцать), сопоставляющих дворцовый парк с теми или иными природными явлениями (грозовыми тучами, туманом, ночью, утренним солнцем и т. д.), и все они синтаксически изоморфны, одинаково выстроены: предлог sa («с») + винительный падеж объекта сравнения + сравнительное слово iva («как бы») + сложное слово в инструментальном падеже множественного числа, являющееся основанием сравнения.

В том же описании дворцового парка вслед за блоком утпрекш следует новый блок уже из пятидесяти двух шлеш-упам ( ~*), тоже единообразно построенных: винительный падеж единственного числа объекта сравнения + iva + винительный падеж сложного слова, имеющего два значения, соответственно относящихся к субъекту и объекту сравнения. Вот несколько этих шлеш-упам в буквальном переводе: «‹Он вошел› в парк, словно пьеса, украшенный флагами и вымпелами (или: украшенный сценами и эпизодами); словно пурана, усыпанный во всех пределах сокровищами, свезенными со всех земель (или: описывающая круг земель, согласно установленным им всем пределам) ‹…› словно лес рук Шивы, весь в двориках, заполненных тысячами любителей удовольствий (или: с плечами, увитыми кольцами тысяч больших змей) ‹…› словно океан, давший приют тысячам дружественных царей, ищущих здесь защиты ‹от врагов› (или: давший приют тысячам крылатых гор, ищущих защиты ‹от Индры›)…» и т. д.

Единообразие строения периодов и блоков часто подчеркнуто в «Кадамбари» использованием анафоры, в качестве которой обычно выступают наречия, сравнительные слова, относительные местоимения и т. п. Так, к уже приведенным примерам добавим описание города Удджайини ( ~*), каждое предложение которого начинается с местного падежа местоимения yad — yasyām (переведено: «В этом городе…»): «В этом городе солнце совершает поклонение Шиве ‹…› В этом городе солнечные лучи сверкают разными красками… В этом городе блеск женских украшений перекрашивает мглу ночи в золотистый цвет утренней зари… В этом городе месяц словно бы спускается с неба…» и т. д.; или одно из описаний Кадамбари ( *), в котором двенадцать утпрекш подряд начинаются с наречия muhur («то… то»): Кадамбари «то казалась словно бы нарисованной… то словно бы окликала его жужжанием пчел… то словно бы приглашала его в объятия… то словно бы кланялась ему…» и т. д.

В устойчивую схему периода вносят разнообразие вставленные посреди него частные описания с собственной синтаксической организацией. Так, мы уже говорили, что среди описания леса Виндхья имеется группа из пятнадцати высказываний, описывающих отдельные участки этого леса, каждое из которых введено наречием «кое-где» (kvacit) ( *). Сходным образом в пространное описание предводителя войска горцев, заключенное в грамматическую рамку: «Посреди этого могучего войска… я увидел юного вождя» ( *) — вставлено частное описание отдельных групп воинов, объединенное анафорой «некоторые» (kaiścit): «Некоторые несли слоновьи бивни и хвосты молодых яков; некоторые — лукошки, сплошь выложенные листьями и полные меда; некоторые, будто львы, несли жемчуг, добытый из лобных бугров слона; некоторые, будто пишачи, — куски сырого мяса; некоторые, будто слуги Шивы, — львиные шкуры; некоторые, будто джайны-аскеты, — павлиньи перья; некоторые, будто подростки с черными, как у ворона, волосами, — вороньи крылья; некоторые, будто Кришна, вырвавший бивень из глотки Кувалаяпиды, — слоновьи бивни; а некоторые, будто небо в дождливый день, были одеты в платье цвета дождевой тучи» ( *) [116]. Также и упомянутое нами многостраничное описание парка царя Тарапиды разнообразят частные описания слона Гандхамаданы ( *), животных и людей, населяющих парк ( *), гарема и женщин, живущих в гареме ( *), — все внутри одного синтаксического периода, но каждое выделено особой конструкцией или особой аланкарой.

В качестве частных описаний можно рассматривать и прямую речь (реплики) описываемых персонажей. Мы приводили в этой связи восклицания горожанок, любующихся Чандрапидой при его въезде в город. Сходный пример — болтовня служанок, вставленная в описание дворца Кадамбари ( *). Но и здесь соблюдается принцип вариативности. Если восклицания горожанок разбиты на три блока, соответственно вводимые описательными обращениями («Торопливая», «Спятившая с ума», «Ослепленная любовью» и т. п.), указательными местоимениями (в переводе: «Смотри!»), словом «Счастлива», то первые двадцать реплик служанок начинаются со звательного падежа имени собственного (значение или звучание которого часто переплетаются со смыслом последующего высказывания): «Лавалика, посыпь пыльцой цветов кетаки канавку вокруг лианы лавали ‹…› Раджаника (букв. «лунная»), отнеси драгоценный светильник в темную аллею деревьев тамала ‹…› Камалиника (букв. «лотосовая»), дай отведать птенцам чакравак молочного сока корней лотоса…» и т. д.; а последние шесть — с обращения, связанного с описываемой ситуацией: «Эй ты, способная насмешить любого! Ты разговариваешь с собственным отражением в зеркальной стене», «Эй ты, чье платье треплет ветер! Тебя подводит твоя рука, и вместо платья ты ловишь блеск своего ожерелья» ‹…› «Эй ты, выронившая из уставшей руки опахало! Теперь тебя обвевают одни только лучи света от твоих же ногтей и перстней…» и т. д.