Висенте Бласко Ибаньес - Конкистадор

Немногочисленные обитатели этих мест держались подальше от руин Ла-Изабеллы, поскольку верили в то, что там поселились жуткие призраки.

Некоторые из жителей утверждали, что слышали чудовищные крики невидимой толпы. Другие клялись, что ночами виден «свет из загробного мира», и не сомневались в том, что души сотен испанцев, умерших от голода и болезней, населяют проклятый город.

Не обращая внимания на эти суеверия, Куэвас несколько раз прошелся по территории Ла-Изабеллы, строительство которой происходило на его глазах, а первым ребенком, родившимся в этом городе, был его собственный сын.

Грубая стена, служившая для защиты от атак Каонабо, все еще стояла, хотя в некоторых местах образовались проломы, а кое-где она заросла сорняком, что придавало ей вид зеленой изгороди.

Буйная растительность тропиков укрыла листвой руины зданий. От каменных домов сохранились лишь стены, крыши были либо разрушены, либо торчали балками перекрытий. Хижины исчезли совсем, и об их былом существовании намекали лишь деревья странных форм, зелеными змеями цветущих лиан извивавшиеся вокруг деревянных конструкций. Но очертания улиц еще просматривались. Все они превратились в луга строгой геометрической формы, и, проходя по ним, Фернандо утопал по колено в траве.

Куэвас узнал то место, где когда-то стоял его дом, обнаружил руины дома адмирала, домов других колонистов, но старался не заходить во внутренние помещения, заваленные мусором. Змеи всегда инстинктивно предпочитали руины человеческих жилищ тайникам джунглей.

Этим одиночеством заброшенного города, криками попугаев и других птиц, скрывавшихся в руинах, шумной беготней стаек обезьян Куэвас и объяснил себе те леденящие душу вопли, которые слышало суеверное население в окрестностях города.

Фернандо часто посещал руины Ла-Изабеллы, но не столько из-за воспоминаний о прошлом, сколько из охотничьего азарта. В этих заброшенных местах в изобилии водились дикие свиньи, потомки тех, что завезли испанцы во второй экспедиции, невероятно расплодившиеся за время вольной жизни в джунглях.

Куэвас и его спутник стреляли из арбалетов в окрестностях Ла-Изабеллы, и каждый день возвращались, неся на плечах привязанное к палке одно из этих диких животных; сами они съедали лишь лакомые куски, а остальное отдавали индейцам.

Эта легкая и богатая охота, которая уже была невозможна в центре колонизации, на юге острова, заставила Куэваса, большого любителя подобных забав, задержаться с возвращением домой.

Когда же было принято решение отправляться назад в Санто-Доминго, накануне вечером Фернандо почувствовал желание в последний раз взглянуть на мертвые улицы Ла-Изабеллы.

Как можно скорее покинуть эти места его заставлял и страх свалиться в лихорадке. Он чувствовал признаки начинающейся малярии, что унесла жизни большинства испанцев в этом городе; болезнь, казалось, витала на заболоченных берегах реки и в тяжелом, застоявшемся воздухе окрестных лесов.

Зарождавшаяся лихорадка заставила Куэваса вспомнить всех своих соотечественников, с которыми он познакомился здесь шестнадцать лет назад и чьи кости остались лежать в этой земле, среди пышной растительности под его ногами.

Его спутник остался в маленькой деревушке, чтобы следить за очагом, на котором крутилась свинья, подстреленная этим утром. Рядом с Фернандо бежала одна из его собак, в надежде, что они снова отправляются на охоту, но, завидев стену Ла-Изабеллы, неподвижно застыла, насторожила уши, позволила хозяину пройти вперед и мрачно завыла.

Фернандо, с арбалетом на плече, прошел через пролом в стене, служивший во времена его молодости воротами города, и направился по главной улице. Когда вдалеке уже замаячили руины церкви, он вдруг испытал изумление, заметив, что в его сторону направляются две вереницы людей, идущих друг за другом подобно монахам, которые с песнопениями направляются в церковь из ворот монастыря.

Казалось, что ему навстречу идут знатные люди, идальго «в черных плащах», как называли в колонии испанцев, служивших при дворе, тех, кто оставил спокойную жизнь на родной земле и отправился в Новый Свет на поиски несметных богатств. Все они были хорошо одеты, в дорогих плащах и с мечами на поясе, в дорожных шляпах времен правления покойных католических королей. От недавно прибывших на Эспаньолу Куэвас слышал, что мода в Старом Свете изменилась: мужчины нынче отращивают бороду и уже не бреют лицо, как делали их отцы и те незнакомцы, что сейчас направлялись к нему.

Куэвас замер в изумлении перед этой неожиданной процессией, и у него даже не мелькнуло мысли потянуться к арбалету. Вне всякого сомнения, это были испанцы, высадившиеся в ближайшем заливе, как раз там, где бросали якорь корабли второй экспедиции Колумба. Хотя он толком и не разглядел их лиц, наполовину скрытых плащами и полями шляп, у него возникло ощущение, что эти люди настроены дружелюбно и, кроме того, что он их уже где-то видел.

Странность заключалась в том, что когда процессия приблизилась, те, кто шел во главе ее, – проследовали мимо, словно и не заметили его – неучтивость, вынудившая Куэваса заговорить:

– Как вам удалось высадиться здесь, – произнес он, – столько новых людей, судя по облачению – весьма состоятельных, и никто на острове даже не знает об этом? Храни вас Бог, благородные идальго!

И Фернандо почтительно снял шляпу, приветствуя их, но никто из процессии незнакомцев не произнес ни слова в ответ. Тем не менее все идальго в ответ на его учтивость правой рукой приподняли свои береты и шляпы, Куэвас в ужасе увидел совершенно белые черепа, и вдруг головы, а затем и тела призраков растворились в воздухе.

Едва увидев это исчезновение, Куэвас задрожал и бросился бежать, взывая к Пресвятой Деве; буквально через несколько минут он оказался за пределами города, в том месте, где осталась его собака. Ее уши все еще стояли торчком, взгляд был прикован к руинам, и она по-прежнему продолжала выть.

Той ночью он не смог проглотить ни кусочка из того, что предложил его спутник, он все размышлял об этом видении, его била дрожь, несмотря на жар, исходивший от очага, в котором готовился их ужин.

Теперь Фернандо не сомневался в том, что именно он видел. Это вышли из своих могил бывшие жители Ла-Изабеллы, чтобы его поприветствовать. В этой новой стране, только что заселенной испанцами и еще не имевшей своей истории, начинала складываться легенда. Смерть дала рождение традиции.

Спустя шестнадцать лет эта земля стала такой же испанской, как и полуостров, лежащий по другую сторону Океана. Количество похороненных в Ла-Изабелле и других местах острова уже значительно превышало число ныне живущих… Куэвас, как и все его современники, не имел точного представления о землях, открытых испанцами, и до сих пор сомневался, принадлежат ли они Азии или являются Новым Светом, однако у Фернандо появилось ясное предчувствие того, что их ждет впереди.