Андре Моруа - История Англии

Годфри Неллер. Портрет Анны, королевы Англии. 1702–1704

2. Карьера Джона Черчилля (после 1702 г. герцога Мальборо) представляет собой любопытную смесь аморальности, ловкости и гениальности. Сын сквайра Уинстона Черчилля, он начинал пажом у герцога Йоркского благодаря протекции своей сестры Арабеллы, которая была любовницей Якова II. Сам он стал любовником леди Каслмейн, герцогини Кливлендской, и принял от нее в подарок 5 тыс. фунтов. Эти деньги, хоть и дурно приобретенные, были хорошо вложены: молодой Черчилль уступил их лорду Галифаксу в обмен на ежегодную выплату 500 фунтов. Это и стало началом его огромного состояния. Заодно оказалось, что этот хороший любовник, этот осторожный капиталист был еще и выдающимся солдатом. В царствование Якова II Черчилль добрался до высочайших армейских должностей. Во время революции 1688 г. он, как и большинство людей той непростой эпохи, вел двойную игру, поддерживая Вильгельма и одновременно подстраховываясь в Сен-Жермене. Восхождение на престол Анны (которая из любви к жене покровительствовала и мужу) сделало его самым могущественным человеком королевства, а богатство, которым он был обязан милостям королевы, было подкреплено заслугами. Мальборо был не только превосходным полководцем, внимательным к деталям, заботившимся о здоровье солдат, но также благоразумнейшим политиком и наименее приверженным какой-либо одной партии. Тори по рождению и по привычке, он согласился сотрудничать с вигами, потому что те опирались на Вильгельма III и поддерживали его против Людовика XIV. Два выдающихся человека времен королевы Анны, Мальборо и Годольфин (или, как их называли, генерал и казначей), были знатоками своего дела, стоявшими над партиями, — тип людей, необходимых в трудные времена, но которых, как только опасность минует, партийные страсти в конце концов всегда повергают в прах.

Годфри Неллер. Портрет герцога Мальборо. Конец XVII — начало XVIII в.

3. Первый парламент Анны состоял из тори-экстремистов. Потом требования внешней политики подтолкнули генерала и казначея к вигам. Они пытались управлять страной с помощью объединенного кабинета, но это было все равно что «смешивать масло и уксус». Борьба политических и религиозных мнений становилась столь же яростной, сколь и блестящей. Совсем недавняя свобода прессы позволяла публиковать памфлеты, вышедшие из-под пера самых выдающихся писателей. Как раз в то время виги Стил и Аддисон основали «Татлер» ( Tatler — «Сплетник») и «Спектейтор» ( Spectator — «Наблюдатель»); Свифт, друг тори и Высокой церкви, написал «Сказку о бочке», а тем временем Даниель Дефо выражал мысль умеренных. Этот «бумажный снаряд», начиненный взрывной прозой, доносил партийную войну до кругов, которых она никогда прежде не достигала. Страсти накалялись. Смесь масла и уксуса, вигизма и торизма , которую смогли навязать Карл I, Яков II и Вильгельм III, показалась наконец возмутительной. Страна сама по себе двигалась к чередованию партий, которое превратит гражданскую войну всего лишь в хроническую и часто вполне доброкачественную болезнь.

4. Война за испанское наследство продлится до 1713 г. Цель англичан оставалась все та же: 1) поддерживать в Европе баланс сил; 2) помешать Людовику XIV объединить силы Испании и Франции; 3) принудить его оставить Фландрию и устье Рейна. У Франции было преимущество: она с самого начала войны заняла спорные территории, но была уже изнурена пятьюдесятью годами борьбы, а главное — не имела преобладания на море. Генералы союзников, Мальборо и принц Евгений Савойский, воспользовавшись тем, что войска Людовика XIV рискнули выйти за укрепленные Вобаном линии, попытались, к большому ужасу ортодоксальных военных, перейти от осадной войны к маневренной. Кремневое ружье и штык (изобретенные Вобаном в 1687) заменили в пехоте обеих армий пику и мушкет. Потери с обеих сторон были ужасающими. Мальборо раздавил баварцев и французов при Бленхейме (Blenheim, 1704), потом отвоевал Фландрию при Рамийи (1706). Но виги, сумевшие выиграть войну, не сумели заключить достойного мира. Англичане в 1709 г. могли добиться договора, который надолго избавил бы их во Фландрии от всяких опасений. Но они захотели большего — чтобы сам Людовик XIV изгнал своего внука из Испании. Это оскорбление сблизило французов со своим королем. Прекрасное письмо Людовика XIV к своему народу оживило мужество нации. Битва при Мальплаке была для союзников отнюдь не такой же удачной, как предыдущая: победители там потеряли более трети личного состава, а маршал Вилар отступил в таком прекрасном порядке, что преследовать его было невозможно.

Годфри Неллер. Портрет Сары Черчилль, герцогини Мальборо. До 1723

5. Реакция тори имела много причин, но прежде всего умы уже устали от войны. Свифт опубликовал памфлет «Поведение союзников»: «После десяти лет триумфальной войны сказать нам, что невозможно добиться хорошего мира, кажется удивительным». И он хулил тех, кто хотел навязать Франции слишком суровый мир. «После битвы при Рамийи, — писал он, — французы были так подавлены своими потерями и им так не терпелось достичь мира, что их король был готов подписать какие угодно разумные условия. Но когда его подданным сообщили о наших непомерных требованиях, они стали более ревнивы к собственной чести и единодушны в том, чтобы помочь своему королю скорее продолжить войну любой ценой, нежели покориться». Одно непредвиденное событие утвердило англичан в их желании заключить мирный договор с Францией. Неожиданная смерть австрийского императора грозила соединить на голове эрцгерцога корону Испании и корону Австрии, в том случае, если Филипп V отречется. Это стало бы нарушением «баланса сил» и возвращением Испании во Фландрию, то есть всем тем, чего Англия опасалась в течение целого века. И, качнувшись на качелях (а этой игре предстояло стать излюбленным движением ее внешней политики), она бросила своих союзников, которых французы побили при Денене (1712).

Питер ван Блумен. Джон Черчилль, герцог Мальборо, и граф Уильям Кадоган в битве при Бленхейме. 1714

6. Подписанный в Утрехте договор подвергся суровым нападкам вигов, но это был неплохой договор. Император терял всякую надежду воссоздать империю Карла V, а Людовик XIV — возможность объединить обе короны. Англия получала в Средиземном море две важные базы — Гибралтар и Порт-Магон (Port-Mahon) на Минорке. Ее владения пополнялись Ньюфаундлендом и Гудзоновым заливом, которые ей уступала Франция. Наконец, не имея возможности вырвать у Испании ее огромное колониальное владение в Америке, на которое английские купцы так давно зарились, она, по крайней мере, добилась там привилегий. Отныне Англия имела право ввозить в Южную Америку некоторое количество рабов. Кроме того, она могла отправлять туда каждый год судно, груженное своими товарами, которое из-за злоупотреблений и мошенничества вскоре превратится в целый флот. Наконец, по Утрехтскому договору Франция обязывалась больше не предоставлять убежище английским претендентам на престол (Якову III и его сыну Карлу Эдуарду). С этого договора и начинается преобладание Англии в Европе. Она ослабила всех своих европейских соперников и приобрела, превзойдя даже Голландию («шлюпку в кильватере английского корабля»), господство на море, по крайней мере временное. Эта маленькая страна становилась мировым арбитром. Утрехтский мир, который виги считали слишком благоприятным для Франции, был типичным примером английского мира, достаточно гибкого, чтобы не довести противника до отчаяния, и достаточно сурового, чтобы обогатить Англию и ее коммерцию. Людовик XIV при этой внезапной перемене фортуны проявил себя политиком скромным и осторожным. Вовремя пожертвовав завоеваниями, которые не мог защитить, он по меньшей мере сохранил границы Франции более надежными по сравнению с теми, что ему достались.