Чарльз Диккенс - Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII)

— Он так и сказал? — осведомился мистер Уэллер.

— Так и сказал,— отвечал Пелл.

— Ну, коли так,— заявил мистер Уэллер,— то парламент должен был бы приструнить его за это, и, будь он бедняком, они бы его приструнили.

— Но, дорогой мой друг,— возразил мистер Пелл,— Это было сказано конфиденциально.

— Как? — переспросил мистер Уэллер.

— Конфиденциально.

— Ну, тогда…— подумав, сказал мистер Уэллер,— если он выругал самого себя конфиденциально, то, конечно, это совсем другое дело.

— Конечно!— подтвердил мистер Пелл.— Разница, как вы замечаете, бросается в глаза.

— Меняет все дело,— согласился мистер Уэллер.— Продолжайте, сэр.

— Нет, я не буду продолжать, сэр,— сказал мистер Пелл тихо и серьезно.— Вы мне напомнили, сэр, что это был частный разговор — частный и конфиденциальный, джентльмены. Джентльмены, я юрист… Быть может, как юрист я пользуюсь большим уважением; быть может, не пользуюсь. Очень многим это известно. Я уже не скажу ни слова. Здесь, в этой комнате, уже были сделаны замечания, порочащие репутацию моего благородного друга. Вы должны простить меня, джентльмены,— я был неосторожен. Я чувствую, что никакого права не имею упоминать об этом случае без его согласия. Благодарю вас, сэр.

Произнося такую речь, мистер Пелл засунул руки в карманы, нахмурился, мрачно озираясь, и звякнул тремя пенсами.

Только-только стало известно столь благородное решение, как в комнату неистово ворвались мальчик и синий мешок — два неразлучных товарища — и доложили (собственно говоря, доложил мальчик, ибо синий мешок не принимал никакого участия в докладе), что дело сейчас будет разбираться. Услышав это, вся компания перебежала через улицу и стала пробивать себе дорогу в суд: подготовительная церемония, которая, по расчетам, должна была занять в обычных условиях от двадцати пяти до тридцати минут.

Мистер Уэллер, человек тучный, бросился сразу в толпу в отчаянной надежде пробиться в каком-нибудь удобном месте. Успех не вполне оправдал его ожидания, ибо шляпа, которую он забыл снять, была нахлобучена ему на глаза каким-то субъектом, на чью ногу он наступил довольно тяжело. По-видимому, этот индивид немедленно раскаялся в своей горячности, ибо, пробормотав какие-то невнятные слова, выражающие изумление, он увлек старика в вестибюль и после энергической борьбы стащил с него нахлобученную шляпу.

— Сэмивел! — воскликнул мистер Уэллер, когда получил возможность лицезреть своего спасителя.

Сэм кивнул головой.

— Ты почтительный и любящий сынок, что и говорить,— заметил мистер Уэллер.— Нахлобучиваешь шапку старику отцу!

— Как я мог знать, что это вы? — возразил сын.— Или вы думаете, что я должен был угадать, кто вы такой, по тяжести вашей ноги?

— Пожалуй, это верно, Сэмми,— отвечал мистер Уэллер, тотчас же смягчившись.— Но что ты тут делаешь? Твой хозяин ничего тут не добьется, Сэмми. Они не вынесут такого вредика, ни за что не вынесут, Сэмми.

И мистер Уэллер с торжественной миной законоведа покачал головой.

— Ну и вздорный старик! — воскликнул Сэм.— Вечно толкует о вредиках и алиби и всякой всячине. Кто вам говорил о вредике?

Мистер Уэллер ни слова не ответил, но еще раз покачал головой с весьма ученым видом.

— Бросьте вы трясти башкой, если не хотите, чтобы пружины лопнули,— нетерпеливо сказал Сэм,— ведите себя благоразумно. Вчера вечером я таскался к «Маркизу Гренби», разыскивая вас.

— А маркизу Гренби видал, Сэмми? — со вздохом осведомился мистер Уэллер.

— Видал,— отвечал Сэм.

— Как поживает милое создание?

— Подозрительно,— сказал Сэм.— Мне кажется, она помаленьку себя разрушает, злоупотребляет этим-вот ананасным ромом и подобными сильно действующими лекарствами.

— Ты это всерьез говоришь, Сэмми? — глубокомысленно осведомился старший.

— О да, всерьез,— отвечал младший.

Мистер Уэллер схватил сына за руку, пожал ее и выпустил. При этом физиономия его выражала не уныние или опасение, а скорее сладкую и робкую надежду. Луч примиренности и даже довольства осветил его лицо, когда он медленно проговорил:

— Я не совсем уверен, Сэмми, я не говорю, что окончательно убедился — ну, как придется разочароваться? — но мне кажется, мой мальчик, мне кажется, что у пастыря печень не в порядке.

— Разве у него скверный вид? — полюбопытствовал Сэм.

— Он на редкость бледен,— отвечал отец,— вот только нос стал краснее. Аппетит у него неважный, а ром сосет здорово.

Казалось, воспоминание о роме вторглось в голову мистера Уэллера, когда он произнес эти слова, ибо он стал мрачен и задумчив, но очень быстро оправился, о чем свидетельствовала целая азбука подмигиваний, которыми он имел обыкновение услаждать себя, когда бывал особенно доволен.

— Ну, а теперь поговорим о моем деле,— начал Сэм.— Навострите уши и молчите до тех пор, пока я не кончу.

После такого краткого предисловия Сэм передал, по возможности сжато, последний знаменательный разговор с мистером Пиквиком.

— Остался там один, бедняга! — воскликнул старший мистер Уэллер.— И никто за него не заступится, Сэмивел! Этак не годится.

— Конечно, не годится,— согласился Сэм.— Я это знал раньше, чем пришел сюда.

— Да ведь они его живьем съедят, Сэмми! — возопил мистер Уэллер.

Сэм кивнул в знак того, что разделяет эту точку зрения.

— Он вошел туда совсем сырой, Сэмми,— сказал мистер Уэллер, выражаясь метафорически,— а там его так поджарят, что самые близкие друзья не узнают. Жареный голубь — ничто по сравнению с этим, Сэмми!

Сэм Уэллер еще раз кивнул.

— Этого не должно быть, Сэмивел,— торжественно сказал мистер Уэллер.

— Этого не будет,— сказал Сэм.

— Разумеется,— подтвердил мистер Уэллер.

— Ну, ладно!—сказал Сэм.— Напророчествовали вы очень хорошо, совсем как красноносый Никсон [47]в шестипенсовых книжках с его портретом.

— А кто он такой, Сэмми? — полюбопытствовал мистер Уэллер.

— Не все ли вам равно? — отрезал Сэм.— Хватит с вас того, что он не был кучером.

— Я знал одного конюха с такой фамилией,— задумчиво сказал мистер Уэллер.

— Не тот,— возразил Сэм.— Мой джентльмен был пророк.

— Какой пророк? — осведомился мистер Уэллер, строго взглянув на сына.

— Человек, который предсказывает, что случится,— объяснил Сэм.

— Хотел бы я познакомиться с ним, Сэмми,— сказал мистер Уэллер.— Может быть, он бросил бы луч света на ту самую болезнь, о которой мы только что говорили. Ну, что поделать, а если он умер и никому не передал своей лавочки, стало быть и толковать не о чем. Продолжай, Сэмми,— со вздохом добавил мистер Уэллер.

— Так вот, вы тут пророчествовали, что случится с хозяином, если он там останется,— продолжал Сэм.— Не придумаете ли вы какого-нибудь этакого подходящего способа о нем позаботиться?