Стивен Крейн - Третья фиалка

— Привет!

— Он-то нам и нужен! — сказал Горе. — Билли, почему бы тебе не сходить за картофельным салатом? Ты же у нас хороший мальчик, правда? А то Морщинистый напрочь отказывается.

— В таких перчатках он твой салат просто не донесет, — возразила Флоринда, оторвалась от спагетти и сердито посмотрела на них.

— Да пропади они пропадом, эти несчастные перчатки! — закричал Хокер, стаскивая их и швыряя на диван. — Что с тобой сегодня, Кутерьма?

— Я бы скорее поинтересовался, что сегодня с тобой, Билли! — сказал Пеннойер.

— Что до меня, — ответил Хокер, — то я себя чувствую, будто индеец из племени апачей. Где вы обычно покупаете этот злосчастный картофельный салат?

— На Второй авеню. Наше старое место, ты его знаешь.

— Ничего я не знаю! — резко бросил Хокер.

— Но ведь…

— Хватит, — перебила их Флоринда, — я сама схожу.

Она уже раскатала рукава, а теперь надевала жакет со шляпкой.

— Не надо! — клокоча от злости, рявкнул Хокер. — Я сам пойду.

— Билли, если ты так полон решимости, давай сходим вместе, — примирительным тоном предложила девушка.

— Хорошо, пойдем. Что ты тогда застыла как вкопанная?

Когда они ушли, Морщинистый спросил:

— Боже правый, что сегодня нашло на нашего Билли?

— Видимо, он обсуждал с каким-нибудь халтурщиком проблемы искусства, — ответил Горе с таким видом, будто предел человеческих несчастий уже наступил.

— Нет, сэр, — возразил Пеннойер, — это как-то связано с сегодняшним чествованием фиалок.

Когда Хокер с девушкой оказались в коридоре, Флоринда спросила:

— Билли, почему ты сегодня такой злой?

— Почему это злой? Лично мне так не кажется.

— Злой, злой, бесишься по малейшему поводу.

— Если так, то я не нарочно, — деликатно ответил он, видимо углядев в ее глазах обиду.

В коридорах, как всегда, царил мрак, и девушка взяла его под руку. Когда они повернули на лестнице, по виску Хокера скользнула выбившаяся из-под шляпки прядь ее волос.

— Ах! — тихо вскрикнула Флоринда.

— Возьмем еще вина! — задумчиво заметил Хокер. — А заодно коньяку к кофе и сигарет. Как думаешь, Кутерьма, это всё или захватим что-нибудь еще?

Когда они вышли из магазина прославленного поставщика картофельных салатов на Второй авеню, Флоринда в тревоге воскликнула:

— Послушай, Билли, я что, и дальше понесу это все сама?

— Не говори ерунду! — вспыхнул Хокер. — Давай сюда!

— Ну уж нет! — запротестовала Флоринда. — Ты испачкаешь перчатки.

— Боже мой! А даже если испачкаю, то что? Скажи-ка, юная леди, я такой же, как эта святая троица?

— Нет, Билли… с другой стороны…

— Ну, хорошо, если ты не считаешь меня полным козлом, то оставь в покое эти злосчастные перчатки!

— Я не хотела тебя…

— Ты намекнула, что у меня только одна пара серых перчаток, одна во всей Вселенной, хотя это не так. Их у меня несколько, и эти мне совсем не обязательно беречь как единственные за всю историю человечества.

— Они даже не серые. Их можно назвать…

— Серые! Полагаю, твои прославленные ирландские предки ничего не рассказывали своим отпрыскам о перчатках, поэтому…

— Билли!

— … поэтому ты зря считаешь, что их носят только в холодную погоду, тем более что тебе зимой больше по душе варежки…

На лестнице, в окружающем их мраке, он неожиданно воскликнул:

— Смотри в оба, а то упадешь!

Потом попытался взять ее под руку, но она вырвала локоть.

Некоторое время спустя Хокер вновь произнес: — Смотри в оба, леди! Что ты все время спотыкаешься? Дай мне вино, я его точно не уроню. Ну что, так лучше?

— Пенни, — сказал Горе, глядя на друга через стол, — если человек зациклился всего на двух фиалках, то что случится, если их у него будет тысяча?

— Какой же ты недоумок! Делим тысячу на два и получаем: пятьсот раз! — сказал Пеннойер. — Я бы ответил на твой вопрос, если бы он не касался запретной темы.

Устроившись в отдалении от них, Морщинистый и Флоринда делали валлийские гренки с сыром.

— Придержите языки, невежи! — прикрикнул на них Хокер.

— Горе, как думаешь, — обратился к другу Пеннойер, — если мужчина любит женщину больше, чем всю Вселенную, то любит ли он вообще эту самую Вселенную, и если да, то насколько?

— Да бог его знает, — понуро молвил Горе. — К тому же мне вряд ли подобает отвечать на твой вопрос.

Морщинистый с Флориндой победоносно поставили на стол блюдо с гренками.

— Так, — сказала девушка, — прикончим их, и я иду домой. Уже двенадцатый час. Горе, плесни мне эля.

Чуть позже порог, отгораживающий комнату от окружающего мира, переступил Пурпур Сэндерсон. Повесив шляпу, он бросил на остатки пиршества взгляд, в котором явственно читался упрек за такое расточительство:

— Кто это…

— Пурпур, невоспитанная ты скотина, перед тем как сказать еще хоть слово, заруби себе на носу, что здесь неприемлемы любые намеки на две фиалки, — воскликнул Пеннойер.

— Чего-чего?

— Да нет, ничего, не обращай внимания, — выдавил улыбку Горе. — Хотя… Признайся, ты ведь уже открыл рот, чтобы брякнуть что-нибудь о двух фиалках, так? По глазам вижу, что так, старый сплетник!

Сэндерсон ухмыльнулся и посмотрел на него с выражением ожидания на лице.

— Что у вас здесь стряслось? — спросил он.

— Ничего не стряслось, — ответили ему. — Просто мы договорились ни под каким предлогом не говорить о двух фиалках.

— О каких еще двух фиалках?

— Съешь гренок с сыром, Пурпур, — посоветовал ему Морщинистый, — и не обращай внимания на этих сумасшедших.

— Да нет, вы мне ответьте — о каких еще двух фиалках?

— Ребятам просто что-то привиделось, вот и мелют всякую чушь.

— Я поняла! — кивая, воскликнула Флоринда. — Это как-то связано с Билли Хокером.

Горе с Пеннойером насмешливо фыркнули, а Морщинистый сказал:

— Ничего-то ты не знаешь, Кутерьма. К Билли Хокеру это не имеет ни малейшего отношения.

— А что же он тогда прячет глаза? — спросила Флоринда.

Морщинистый потянулся, взял в руки гитару и затянул серенаду.

— Заткнись, а! — бросил ему Пеннойер.

— Нет, вы мне все же скажите — почему он прячет глаза? — опять воскликнула Флоринда.

— Это правда, Билли? — сказал Сэндерсон. — Ты действительно причастен к некоей истории с двумя фиалками?

— Я здесь ни при чем! — заявил Хокер.

— В самом деле? — спросила Флоринда.

— Разве что самую малость.

— Ну вот! — сказала девушка и вновь кивнула. — Я с самого начала знала, что речь идет о нем.

— Нет, вовсе нет! — возразили ей Пеннойер и Горе.

Спустя еще некоторое время у них закончились сигареты, и Хокер добровольно вызвался сходить за ними. Едва за художником захлопнулась дверь, как Флоринда выпалила: