Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба В 2-х томах.

— Во мраке пребывающий, — добавил преподобный мистер Стиггинс.

— Достойное создание! — сказал мистер Уэллер-старший. — Если я не увижу другого света, кроме ночного мрака этой-вот болтовни, то похоже, что я так и останусь ночной каретой, пока окончательно не уберусь с дороги. Ну-с, миссис Уэллер, если пегий долго будет стоять на извозчичьем дворе, он на обратном пути ни за что не остановится, и как бы это кресло с пастырем в придачу не перелетело через изгородь.

Услышав о такой возможности, преподобный мистер Стиггинс с нескрываемым ужасом подхватил свою шляпу и зонт и предложил отправиться в путь немедленно, на что миссис Уэллер дала согласие. Сэм проводил их до ворот и почтительно распрощался.

— Адью, Сэмивел, — сказал старый джентльмен.

— Что это за адью? — осведомился Сэмми.

— Ну, тогда до свиданья, — сказал старый джентльмен.

— А, так вот вы куда целитесь! — сообразил Сэм. — Ну, до свиданья.

— Сэмми! — прошептал мистер Уэллер, осторожно озираясь. — Поклон твоему хозяину, и скажи ему, чтобы он дал мне знать, если что-нибудь затеет насчет этого-вот дела. Мы с одним хорошим столяром придумали план, как его отсюда вытащить. Пьяно, Сэмивел, пьяно! — добавил мистер Уэллер, хлопнув сына в грудь и отступая шага на два.

— Что это значит? — спросил Сэм.

— Фортепьяно, Сэмивел! — отвечал мистер Уэллер с сугубой таинственностью. — Его можно взять напрокат, но играть на нем нельзя будет, Сэмми.

— А какой же тогда прок от него? — полюбопытствовал Сэм.

— Пусть он пошлет за моим приятелем столяром, чтобы тот взял его обратно, Сэмми, — отвечал мистер Уэллер. — Теперь смекаешь?

— Нет, — сказал Сэм.

— В нем нет никакой машины, — зашептал отец. — Он там свободно поместится и в шляпе и в башмаках, а дышать будет через ножки, они внутри выдолбленные. Нужно запастись билетами в Америку. Американское правительство ни за что не выдаст его, когда узнает, что он при деньгах, Сэмми. Пусть хозяин живет там, пока не помрет миссис Бардл или пока не повесят Додсона и Фогга (мне кажется, Сэмми, что это случится раньше), а тогда пусть возвращается и пишет книгу про американцев. Это окупит все расходы с излишком, если он им хорошенько всыплет!

Мистер Уэллер с большим возбуждением изложил шепотом суть заговора, затем, словно из боязни ослабить дальнейшими речами эффект потрясающего сообщения, по-кучерски отсалютовал и скрылся.

Сэм едва успел обрести свое обычное спокойствие, которое было в значительной мере нарушено секретным сообщением почтенного родителя, как к нему обратился мистер Пиквик.

— Сэм! — сказал сей джентльмен.

— Сэр? — откликнулся мистер Уэллер.

— Я собираюсь прогуляться по тюрьме и хочу, чтобы вы меня сопровождали. А вон идет сюда арестант, которого мы знаем, Сэм, — добавил мистер Пиквик.

— Который, сэр? — осведомился мистер Уэллер. — Джентльмен с копной волос на голове или чудной узник в чулках?

— Ни тот, ни другой, — отвечал мистер Пиквик. — Это один из ваших более старых друзей, Сэм.

— Моих, сэр? — воскликнул мистер Уэллер.

— Думаю, что вы прекрасно помните этого джентльмена, Сэм, — отозвался мистер Пиквик, — если память на старых знакомых у вас не хуже, чем я предполагал. Тише! Ни слова, Сэм, ни звука. Вот он.

Во время этого разговора подошел Джингль. В поношенном костюме, выкупленном с помощью мистера Пиквика у ростовщика, он казался не таким жалким, как раньше. Мистер Джингль надел чистое белье и подстриг волосы. Однако он был очень бледен и худ, а когда медленно плелся, опираясь на палку, легко было заметить, что он жестоко пострадал от болезни и нищеты и до сих пор еще не набрался сил. Джингль снял шляпу, когда мистер Пиквик с ним поздоровался, и казался очень смущенным и взволнованным при виде Сэма Уэллера.

За ним по пятам шел мистер Джоб Троттер, в списке пороков которого во всяком случае не значилось отсутствие верности и дружеской привязанности. Он был по-прежнему ободран и грязен, но лицо его слегка пополнело за несколько дней, прошедших после первой встречи с мистером Пиквиком. Кланяясь нашему мягкосердечному старому другу, он пролепетал какие-то отрывистые слова благодарности и что-то забормотал о том, что он спасен от голодной смерти.

— Хорошо, хорошо! — нетерпеливо перебил мистер Пиквик. — Ступайте с Сэмом. Я хочу поговорить с вами, мистер Джингль. Можете вы идти, не опираясь на его руку?

— Конечно, сэр, —— к вашим услугам —— не очень быстро —— ноги ненадежны —— в голове неладно —— все кружится —— похоже на землетрясение —— весьма.

— Возьмите-ка меня под руку, — сказал мистер Пиквик.

— Нет, нет, — возразил Джингль, — право же, не надо —— нет.

— Вздор! — сказал мистер Пиквик. — Обопритесь на мою руку, прошу вас, сэр.

Видя, что он смущен, взволнован и не знает, что делать, мистер Пиквик быстро разрешил вопрос, взяв больного актера под руку, и увел его с собою без дальнейших разговоров.

Все это время физиономия мистера Сэмюела Уэллера выражала самое безграничное и неописуемое изумление, какое только можно вообразить. В глубоком молчании переводя взгляд с Джоба на Джингля и с Джингля на Джоба, он мог выговорить только: «Ах, черт побери!» Эти слова он повторил по крайней мере раз двадцать, и после этого усилия, казалось, окончательно лишился дара речи, а затем снова стал смотреть сперва на одного, потом на другого в безмолвном замешательстве и недоумении.

— Где вы, Сэм? — оглянувшись, сказал мистер Пиквик.

— Иду, сэр, — отозвался мистер Уэллер, машинально следуя за своим хозяином.

Он все еще не сводил глаз с мистера Джоба Троттера, который молча шел рядом.

Джоб сначала не поднимал глаз. Сэм, будучи не в силах оторваться от физиономии Джоба, налетал на проходивших мимо людей, падал на маленьких детей, цеплялся за ступеньки и перила, казалось вовсе этого не замечая, пока Джоб, украдкой взглянув на него, не сказал:

— Как поживаете, мистер Уэллер?

— Это он! — воскликнул Сэм; он окончательно установил личность Джоба, хлопнул себя по ляжке и пронзительно свистнул, давая исход своим чувствам.

— Мои обстоятельства изменились, сэр, — заметил Джоб.

— Похоже на то, что изменились, — подхватил мистер Уэллер, с нескрываемым удивлением созерцая лохмотья своего спутника. — Изменение, пожалуй, к худшему, мистер Троттер, как сказал джентльмен, когда ему разменяли полкроны на два фальшивых шиллинга и шесть пенсов.

— Совершенно верно, — согласился Джоб, покачивая головой. — Теперь уже без обмана, мистер Уэллер. Слезы, — добавил Джоб с мимолетно блеснувшим лукавством, — слезы — не единственный показатель несчастья, да и не самый лучший.

— Что правда, то правда, — выразительно произнес Сэм.