Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

А чтоб она представила, что у него всего вдоволь, много сорочек, к примеру, во время кадрили он повел речь о том, когда и в каких местах он больше всего потеет, — это был естественный повод заговорить о запасах белья.

«Она довольна», — решил пан Коберец, видя, как Бетушка улыбается, и сам был тоже доволен.

После кадрили противный партнер Бетушки снова был тут как тут, он не отставал от нее ни на шаг, что было совсем уж неприлично для благовоспитанного юноши.

— Барышня, — сказал он, — мне посчастливилось достать у танцмейстера описание «беседы» — вот оно!

— Ах, благодарю, вы так любезны! Вот обрадуются мои подруги! Я тоже не запомнила хорошенько порядка фигур.

«Пожалуй, это соперник… Хочет расположить ее к себе дешевой услугой. Погоди-ка, меня не проведешь!» — сказал про себя пан Коберец, а вслух добавил:

— У меня, как и у вас, барышня, память плохая, я всегда вступаю такта на три позже и не помню расположения фигур. Кадриль я записал, тут я могу быть вам полезен. — И он вытащил из кармана лист бумаги.

— Спасибо, господин Коберец, кадриль я танцую довольно хорошо!

— Это не помеха, передадите кому-нибудь, вам будут благодарны.

Бетушка засмеялась и заглянула в листок.

— Это по-французски, барышня, а не по-чешски! — заметил пан Коберец.

— Благодарю за указание, только в этом я и сама могу разобраться!

Стоявшие вокруг рассмеялись, и громче всех этот невоспитанный юноша.

«Может, я выкинул какую-нибудь глупость?» — подумал пан Коберец и обрушился на юношу:

— Не вижу ни малейшей причины для вашего смеха! Тут так жарко, барышня вспотела, а когда пот со лба заливает глаза, сразу можно и не разобрать…

— Я не потею так, как вы, господин Коберец! — съязвила Бетушка и сложила бумаги.

— О, пожалуйста, дайте их мне, — заспешил молодой танцор, — самой вам неудобно нести, смею просить позволенья доставить вам обе записи завтра утром домой. Заодно я перепишу ночью и текст «беседы», там кое-что неразборчиво…

«Ага, он хочет попасть к ней домой!» — мелькнуло в голове пана Коберца, и он усмехнулся в душе, вспомнив, что решил сегодня же уладить этот вопрос другим способом.

По дороге домой он смело подошел к Бетушкиной матери. Бетушка шла впереди с тем молодым ветреником, который со смешной предупредительностью выбирал для ее ножек места посуше.

— У меня к вам одна просьба, сударыня, — сказал пан Коберец, обращаясь к матери.

— Ко мне?

— Да, я достал фунт шоколаду, — говорят, очень хороший, мне хотелось бы попробовать его, да вы знаете, как у стар… я хочу сказать, холостой человек шоколада варить не умеет… и вот я…

— Вы хотите, чтоб я сварила ваш шоколад? С большим удовольствием, приносите.

— Если позволите, сударыня, я пришел бы завтра после обеда. Повеселимся, я не буду в обиде, если уйдет весь шоколад.

— Благодарствую!

— Да нет, пожалуйста, я не какой-нибудь крохобор! Ваши — булочки и немножко сливок, мой — шоколад.

— Ну что ж, хорошо!

— Шоколад как раз при мне. Не угодно ли взять его с собой…

— Пожалуйста!

— А теперь мне пора в ресторан ужинать. Мое почтенье, сударыня!

— До свиданья!

«С Бетушкой я не стану прощаться, — подумал пан Коберец. — Пусть почувствует, что мне неприятно, когда она ходит с этим молокососом! А мамаше, видать, я пришелся по душе. Как любезно она приняла и несет этот шоколад, а рукам-то, должно быть, холодно!..»

На другой день пан Коберец рассказал о своих планах и надеждах друзьям в ресторане «У города Одессы», собирая с тарелок соседей по столу «обед для какого-нибудь несчастного». Свой обед он обыкновенно съедал весь до капельки, но другие, к его великому удовольствию, оставляли на тарелках кое-что, и благодаря этому он мог творить благодеяние.

— А этого бакалейщика Мартинека я просто не терплю, уж очень назойлив, нужно убрать его с дороги.

— Смотрите, Ганес, как бы он вас не обставил!

— Прошу вас, не говорите мне этого, не то я за себя не ручаюсь! Что он по сравнению со мной, сколько он классов кончил?

— Ганес думает, что для девушек важна сдача государственных экзаменов! Деньги есть, стало быть, может жениться.

— Да ведь он мальчишка! Ему и двадцати шести, пожалуй, нет. Впрочем, я сегодня же улажу дело, увидите, какой я предприимчивый человек! Я уже написал своей матери, она завтра при едет в Прагу, я поведу ее к невесте. Сегодня я прохаживался возле их дома и видел, как Мартинек подъехал туда в фиакре.

Ровно в четыре пан Коберец вошел в дом, где жила Бетушка. Ему пришлось подняться только во второй этаж, и хотя сам он жил гораздо выше, тут, добравшись до последней ступеньки, он насилу смог отдышаться. Однако он и мысли не допускал, что это от страха, и предпочел взвалить вину на слабое сердце.

У дверей пан Коберец еще раз осмотрел себя с головы до ног — все было в порядке, он остался доволен собой и наконец постучал.

Дома были только мать, сама Бетушка и служанка. Встретили его радушно.

Сели, поговорили о том, о сем, но гениальные или, по крайней мере, остроумные мысли как-то не шли в голову пану Коберцу. Ему казалось, что сегодня он не в ударе, что обычно он бывает «более приятным собеседником». Разговор поддерживали главным образом дамы, а пан Коберец чем дальше, тем больше терял присутствие духа. У него даже холодный пот на лбу выступил. Наконец он решил, что надо действовать напрямик.

— Сударыня, разрешите мне сказать вам несколько слов! — пробормотал он таким измученным голосом, что дамы даже вздрогнули.

— Пожалуйста, пан Коберец!

Пан Коберец встал, учтиво раскланялся, поцеловал руку матери, приложил правую ладонь к груди, выставил вперед правую ногу и начал дрожащим, проникновенным голосом:

— Дорогая матушка! Уважаемая барышня! — Левая нога его поползла вперед, правая назад. — Я мужчина, который не в силах умолчать о своих чувствах. Я не должен их также и утаивать потому, что я — человек вполне самостоятельный. — Правая нога поползла вперед, левая назад. — У меня восемьсот крон годового дохода, я обеспечен. Удивительное дело, можно долго жить без друзей. Но в конце концов начнешь их искать. Да почему бы и не искать, если ты самостоятельный. Одному нужно одно, другому — другое… И я тоже… Мир велик…

Ноги пана Коберца сменяли одна другую с такой быстротой, словно он танцевал «ржезанку», голова шла кругом, пот градом струился по лицу.

Дамы были поражены, выражение ужаса застыло на их лицах.

Пан Коберец с трудом пришел в себя и неверной походкой приблизился к столу. Там лежал принесенный им сверток. Трясущимися руками он развернул его и с неопределенной улыбкой подал содержимое Бетушке. Это была кофейная чашка с золотым ободком и нарисованным посредине огромным сердцем, пронзенным стрелой.