Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

— Ах! Если бы все зависело от того, кто из них ко мне добрее, я не смогла бы назвать вам своего истинного родителя.

Сергий стоял, глядя на нее, будто хотел сказать: «Это не ответ. Вы со мной играете».

— Поглядите, как мы отстали, — произнесла девушка. — Давайте продолжим путь. Я могу говорить и на ходу.

Они ускорили шаги, однако было заметно, что он приблизился к ней еще теснее, нагибаясь, чтобы лучше слышать с высоты своего роста.

— Вот как обстоят дела, — продолжала она без всяческих понуканий. — Несколько лет назад мой батюшка, купец Уэль, получил письмо от давнего друга своего отца, который сообщал, что намерен вернуться в Константинополь после долгой отлучки куда-то на Восток, и спросил, сможет ли мой батюшка помочь слуге, доставившему послание, приобрести и обставить дом. Отец согласился, и, когда незнакомец прибыл, жилье его уже дожидалось. Я тогда была совсем маленькой и в один прекрасный день отправилась в гости к индийскому князю — его резиденция находилась через улицу от отцовского дома. Князь был занят изучением каких-то толстых книг, однако оторвался, взял меня на руки, спросил, кто я такая. Я ответила, что Уэль — мой отец. Каково мое имя? Лаэль, ответила я. Сколько мне лет? А когда я дала ответ и на этот вопрос, он поцеловал меня и заплакал, а потом, к моему изумлению, объявил, что когда-то у него была дочь по имени Лаэль; она очень была похожа на меня и умерла именно в моем возрасте.

— Изумительно! — воскликнул Сергий.

— Да, а потом он сказал, что Небеса послали меня занять ее место. Согласна ли я стать его Лаэль? Я ответила — да, но только если Уэль согласится. Он взял меня на руки, перенес через улицу и поговорил с Уэлем так, что тот не смог бы отказаться, даже если бы и хотел.

Звук ее голоса очаровывал. Закончив, она повернулась к Сергию и взволнованно произнесла:

— Ну вот. Теперь вы видите, что у меня действительно два отца, и вам ведомо, как так получилось, а если бы я начала пересказывать, как они оба меня любят и сколько мне сделали добра и как каждому из них дорого то, что и другой относится ко мне с тем же благоволением, вам стало бы понятно, почему я не делаю между ними различия.

— Это странно, однако в ваших устах, мой маленький друг, странным не кажется, — ответил он серьезным тоном.

В этот момент они попали в полосу ярчайшего солнечного света, падавшего на дорогу; если бы она спросила, почему он хмурится, он не нашел бы в себе сил ответить, что думает о Демиде.

— Да, я понял — и поздравляю вас с двойным благословением. А теперь скажите мне, кто такой индийский князь.

Она обвела взглядом окрестности, а он смотрел на нее, не отводя глаз.

— О! Мне никогда не приходило в голову его расспрашивать.

Она всего лишь была озадачена неожиданным вопросом.

— Но ведь что-то вы про него знаете?

— Позвольте подумать, — отвечала она. — Да, он был близким другом отца моего отца Уэля, а до того и его отца.

— Выходит, он очень стар?

— Я не знаю, насколько давно он является другом нашей семьи. Но мне известно, что он редкостно искушен во всевозможных науках. Он говорит на всех языках, про какие мне только доводилось слышать; ночи проводит в одиночестве на крыше своего дома.

— В одиночестве, на крыше дома!

— Но только безоблачные ночи, как вы понимаете. Слуга приносит ему туда стол и стул, а также свиток бумаг, перо и чернила — и часы из меди и золота. Бумаги — это небесные карты, он сидит и наблюдает за звездами, отмечая на карте их положение и следя за временем по часам.

— Астроном, — догадался Сергий.

— И астролог тоже, — добавила Лаэль. — А помимо того, он еще и врач, однако лечит только бедняков и ничего с них за это не берет. Еще он химик, у него есть таблицы растений, и целебных и смертоносных, он способен извлекать из них сущее, превращать их из жидкостей в твердые тела и смешивать в нужных пропорциях. Кроме того, он прекрасно владеет числами и это занятие называет наукой: первым из принципов творения, без которого Бог не был бы Богом. А также он путешественник — мне кажется, в ведомом мире он побывал повсюду. Стоит заговорить о столице, острове, племени — и выясняется, что он видел их своими глазами. Слуги у него — из дальних восточных краев. Среди них — африканский царь, а что представляется мне самым странным, Сергий, все, кто ему прислуживает, — глухонемые.

— Не может быть!

— Для него не существует ничего невозможного.

— Как же он с ними общается?

— Его слова они угадывают по движениям губ. Он говорит, что объясняться знаками слишком медленно и ненадежно, особенно если важны подробности.

— Но он, надо полагать, говорит с ними на каком-то одном языке.

— Да, конечно, на греческом.

— А если им нужно ему что-то сказать?

— Их дело — повиноваться, а то немногое, что им приходится ему сообщать, можно выразить жестами, ибо редко это нечто сложнее, чем: «Мой господин, я выполнил ваше поручение». Если же речь идет о деле более замысловатом, он и сам читает по губам — ведь этой науке невозможно научить, не освоив ее прежде самому. Так, например, с Нило…

— С чернокожим великаном, который спас вас от грека?

— Да, это прекрасный человек — скорее союзник, чем слуга. На пути в Константинополь князь заглянул в африканское царство, которое называется Каш-Куш. Где оно находится, сказать не могу. Нило там был властителем, могучим охотником и воином. Его трофеи и сейчас висят у него в комнате — щиты, копья, ножи, луки и стрелы, а еще — сеть, сплетенная из льна. Когда он отправлялся охотиться на львов, свою любимую дичь, он брал с собой только эту сеть и короткий меч. По словам моего отца-князя, пол его тронной залы был устлан шкурами, добытыми в поединках один на один.

— И что же он делал с сетью, маленькая княжна?

— Перескажу с его слов; возможно, вы сможете себе это представить — я не могу. Когда чудище прыгает, сеть за края подбрасывают в воздух, оно попадает в нее, запутывается… как я уже сказала, Нило, пусть и глухонемой, по собственному выбору оставил свой народ и трон и последовал за князем в неизвестность.

— Ах, мой маленький друг! Увольте, я не могу в это поверить! Кто и когда слышал про подобные вещи?

Серые глаза Сергия сверкали от изумления.

— Я лишь повторяю слова, которые один мой отец, князь, говорил другому, Уэлю… А сказать я хотела, что, едва обжившись в новом доме, князь начал учить Нило разговаривать. Поначалу дело шло медленно, однако учитель проявлял безграничную сноровку и терпение; теперь они с африканским царем общаются без всяких препон. Князь даже убедил его уверовать в Бога.

— То есть сделал христианином.

— Нет. По мнению моего отца, уму дикаря современное христианство недоступно; никто не в состоянии объяснить, что такое Троица, однако даже ребенка можно вразумить касательно всемогущества Бога и привести к вере в него.