Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

Константин сидел, как и прочие, полностью поглощенный речью князя; угрюмый монах в сером по-прежнему стоял, воздев перед собой распятие, и будто бы прятался за ним.

— Повелитель не может не усмотреть здесь сходства с зачатием, рождением и миссией Иисуса Христа, Благословенного, который пришел позднее, однако повелителю дорог более других. Повелитель может сравнить два этих примера воплощения Святого Духа и задаться вопросом: «А могло ли быть несколько Сынов Божьих?» — и ответить на это: «Он мог даровать такую милость — благословен будь Господь!»

Император не сделал никакого знака.

— Попробую споспешествовать тебе и далее, повелитель, — продолжал князь, будто бы не замечая, как лицо за распятием опускается все ниже. — Ты помнишь, как ангелы спустились с небес в ночь рождения Младенца в Вифлеемской пещере; ты помнишь, какую они спели пастухам песню. А ведь схожие почести были оказаны и Бодхисаттве! — Он вновь зачитал по свитку: — «Тем временем дэви…» — так, о повелитель, называются ангелы, — «…дэви в космосе, подхватив свои изукрашенные самоцветами паланкины, возвысили в стройном небесном песнопении свои голоса, восхваляя его». И это еще не все, повелитель. — Князь продолжил чтение: — «И мир со всех сторон содрогнулся… мельчайшие частицы сандалового благовония, сокрытая сладость прекрасных лотосов поплыли по воздуху и взмыли ввысь, а затем, смешавшись, вернулись на землю… и проснулась любовь в сердцах всех царей жестоких и злокозненных, а все недуги и горести людские излечились сами собой, без всяких снадобий; смолкли крики звериные, застоявшиеся воды речные потекли вольно, и не собирались тучи на небе, пока была слышна повсюду ангельская музыка… Родился Бодхисаттва для того, чтобы унять печали всех живущих. И один лишь Мара ярился». О достопочтенные братья! — вскричал князь. — Кто же был этот Мара, почему не разделил радости всех прочих? В христианстве имя ему — Сатана, и один лишь Мара ярился.

Завершается ли сходство на этих рождениях, спросите вы, мои братья. Последуем далее за Бодхисаттвой. Возмужав, он тоже удалился в пустыню. «Долина Сена была ровной, богатой плодовыми деревьями, без докучливых насекомых» — так гласит это Писание. «И там он поселился под деревом сал и постился, пока едва не умер. Дэви предлагали ему сладкую росу, но он отказывался, довольствуясь одним ячменным зернышком в день». Не напоминает ли вам это о Его пребывании в пустыне? — Князь читал дальше: — «Мара Деварага, враг религии, один ярился и не испытывал радости. Было у него три дочери, необычайно красивых, приятных видом. Вместе с ними и всей своей свитой отправился он в рощу „сладостного отдохновения“, дав клятву, что не будет в мире покоя, и там…» — князь опустил свиток, — «…и там искушал он Бодхисаттву, и угрожал ему, и сопровождал его легион бесов». Далее сказано, что дочери превратились в старух, и вот как описана битва: «И все ожесточеннее билось войско демонов, одна сила за другой, и хватали они камни, которые не могли поднять, а подняв — не могли бросить; копья их повисали в воздухе, отказываясь опуститься на землю, злобные молнии и крупные градины превращались в пятицветные цветки лотоса, а зловонный яд змеевидных драконов — в запах пряностей». И Мара бежал, говорит Писание, бежал, скрежеща зубами, Бодхисаттва же вкусил мирный отдых среди лепестков небесных цветов. — Князь огляделся и спокойно произнес: — Я для себя сужу: всякое сердце в ритме этих слов услышит следующее: «Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола» — и следующее: «Тогда оставляет Его диавол, и се Ангелы приступили и служили Ему». Воистину, повелитель, не был ли этот Дух тем самым Духом, не пекся ли он в обоих случаях о Сыне своем?

И вновь князь отыскал в свитке нужное место, не переставая вглядываться в своих слушателей, — а они перевели дух и слегка ослабили напряженность внимания. После этого с князем заговорил император:

— Прошу тебя, индийский князь, отдохнуть немного. Труды твои утомительны и для ума, и для тела; предвидя это, я заказал закуски и для тебя, и для других моих гостей. Не самое ли подходящее время подкрепить плоть?

Князь с низким поклоном ответствовал:

— Ваше величество обладает поистине царским добросердечием; однако в ответ я прошу позволить мне довести параллель и свои рассуждения до конца; после этого я с радостью воспользуюсь вашим великодушием, а потом — при условии, что ваше терпение и благоволение пресвятых отцов не иссякнут, — возобновлю и быстро закончу свою речь.

— Поступай как знаешь. Мы слушаем с интересом. Впрочем… — Император бросил взгляд на стоявшего монаха и холодно произнес: — Впрочем, если мои слова не отражают чувств всех здесь присутствующих, всякий, кому они не по душе, имеет мое дозволение удалиться. Мы же выслушаем тебя, князь.

В ответ аскет лишь выше воздел распятие. Тогда князь, отыскав нужную страницу, прижал ее пальцем и продолжил:

— Негоже мне, о повелитель, выступать в роли наставника и вашего, и здесь присутствующих, искушенных в Евангелиях, особенно в отношении речей Благословенного в его последнем воплощении — в облике того, кого мы называем Христом. Всем нам ведомо, что Дух, вместилищем и устами которого служило его тело, пришел спасти мир от греха и ада; известно нам и то, какую жертву он принес ради этого спасения. Но так же поступил и Бодхисаттва. Выслушайте его слова — он беседует со своими учениками. «Я открою тебе, — говорит он верному Ананде, — путь истины, известный как Зерцало Истины, и любой избранный ученик, им обладающий, способен сам его предвосхитить». «Ада для меня более не существует, меня ждет новое рождение в облике зверя, или духа, в месте тягостном. Я — новообращенный. Нет мне более нужды рождаться вновь для страданий, и я уверен в грядущем спасении…» Ваше величество, вы спросите, закончится ли когда-нибудь эта параллель? Пока нет! Ибо Бодхисаттва тоже творил чудеса. Читаю далее: «…и подошел однажды Благословенный к реке Ганг и увидел, что она вышла из берегов. Те, что были с ним, принялись, желая ее пересечь, искать лодки, деревянные плоты, другие же принялись плести плоты из прутьев. И тут Благословенный, с той же стремительностью, с какой сильный человек вытягивает руку, а потом сгибает ее обратно, исчез с этой стороны реки и оказался на противоположном, а с ним и его братья».

Когда шум, вызванный этой цитатой, утих, князь продолжил, оторвавшись от свитка:

— А кроме того, повелитель, у Бодхисаттвы была привычка, входя в любое собрание, уподобляться цветом другим людям — как вы помните, он с рождения цветом был как золото, расплавленное в тигле, — и говорить с ними их голосом. А они, говорит Писание, не ведая, кто это такой, спрашивали: «Кто это говорит? Человек или Бог?» И тогда он исчезал. Чудом было и очищение воды, замутненной колесами пятисот проехавших по ней повозок. Его мучила жажда, и по его просьбе спутник его наполнил чашу, и надо же! Вода оказалась чистой и свежей. Особым знаком было и то, что смерть его сопровождалась мощным землетрясением, и гремели громы небесные, а духи обстояли его, пока — так говорит Писание — вокруг не осталось места даже на волос ими не занятого; он видел их, хотя для учеников его они оставались незримыми, а потом, когда пять тысяч братьев его сложили к его ногам последние почести и был уже готов его погребальный костер, он возгорелся сам, и ничего не осталось от его тела, ни золы, ни пепла — лишь кости, ставшие реликвиями. И после того как погребальный костер запылал сам собой и пламя охватило тело, с небес хлынули потоки воды, а другие потоки изверглись из земли и загасили огонь. Параллель, о повелитель, завершается тем, какой именно была их смерть. Бодхисаттва сам выбрал место и время, и обстоятельства его кончины были в полном согласии с его небесной природой. Никогда еще смерть не приходила в такой красоте. Два дерева сал — одно в головах его ложа, другое в изножье, осыпали его своими цветами, а с неба лился порошок сандалового дерева и слегка подрагивал от неумолчного пения парящих гандхарвов. А тот, чья душа стала последним воплощением Духа, Христос… — Князь прервал свою речь, кровь отхлынула от лица, он ухватился за стол, чтобы не упасть, — зрители в тревоге вскочили на ноги.