Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

Княжна без помех добралась до Сергия и, опустив ладонь ему на предплечье, вернула его к жизни и к осознанию происходившего.

— Беги, маменька, туда же, откуда пришла, — беги! — вскричал он в исступлении. — Господи! Поздно, слишком поздно!

И, заламывая руки, дал волю слезам.

— Нет, я не побегу. Разве не я навлекла на тебя это? Так умрем вместе. Лучше в один миг, в пасти льва, чем медленно от угрызений совести. Я не побегу! Мы погибнем, стоя рядом. Я тоже верую в Бога и в Иисуса Христа, Сына Его.

Она подняла руку и положила ему на плечо. Повторение Символа веры и близость княжны вернули Сергию мужество, и, улыбаясь сквозь слезы, он проговорил:

— Так тому и быть, маменька. Мы причастимся сонму мучеников, и Господь наш встретит нас у входа в свою обитель.

Лев прервал свой бег. Остановившись в западной части арены, он обратил огромные горящие глаза на двух мучеников, смирившихся со своей участью, и, припадая к земле, двинулся в их сторону; грива его стояла дыбом, пасть разверзлась, белые зубы казались еще белее рядом со свешенным алым языком. Он набегался и, удовлетворив свое любопытство, сосредоточился на добыче. Слишком рано его обвинили в трусости. В его громоподобном реве звучало злобное торжество.

У всех отлегло от сердца, когда Нило — а это был именно он — встал между жертвами и их противником, стряхнул сеть с плеча и продемонстрировал, как именно он обращался со львами в джунглях Каш-Куша.

Пристально глядя зверю в глаза, он размотал сеть: свинцовые шарики, привязанные к ее концам, оказались у него в руках, сама же сеть стлалась по земле. Потом, подавшись вперед, негр соединил руки перед грудью, смежив костяшки пальцев, выставил правую ногу, а левую оставил сзади, в готовности отскочить, — он был готов к нападению; зрителям он предстал статуей из блестящего черного дерева, гигантских размеров, грациозной, как творения Фидия.

Тамерлан остановился. Это еще что за новости? Изучая нового соперника, он уселся на песок; грозный рев перешел в смущенное повизгивание и ворчание.

К этому времени все зрители уже разгадали намерение Нило: он перехватит льва в прыжке и опутает его сетью. Какая отвага, какой точный расчет и наметанный глаз, какое прекрасное знание повадок дикого зверя — какое самообладание, и телесное и духовное, требовалось для этого подвига!

…Стряхнул сеть с плеча и продемонстрировал, как именно он обращался со львами в джунглях Каш-Куша.

В этот критический момент на царском месте поднялась суета. Те, кто туда повернулся, увидели, что какой-то человек в блестящих доспехах бесцеремонно проталкивается сквозь толпу монахов. Спеша пробиться вперед, он шагал со скамьи на скамью, раскидывая клириков направо и налево, как будто каких-то мирян. Достигнув края стены, он бросил меч и щит на арену, а потом и сам прыгнул следом. Не успело еще угаснуть изумление, не успели смятенные чувства опознать бесцеремонного незнакомца, не успели зрители издать дружный вопль, а он уже пристроил щит на руку, схватил меч и побежал навстречу опасности. Там, быстро оценив план негра, он занял место у него за спиной, загораживая княжну и монаха. Его подвижность, несмотря на тяжелое облачение, удивительное присутствие духа, а также осознание того, что у прекрасной женщины появился еще один защитник, вставший между нею и свирепым львом, довели зрителей до исступления. Они вскочили с трибун, поднялся невообразимый гвалт, свидетельствовавший о полной перемене настроения. Многие из тех, кто только что подначивал льва или проклинал его за трусость, теперь возносили молитвы за спасение его жертв.

Этот шум не мог не произвести впечатления на умудренного опытом Тамерлана. Он обвел трибуны высокомерным взглядом, а потом двинулся вперед, вперив взгляд в Нило.

Его движения — ловкие, гибкие, скользящие — придавали ему сходство с ползущей змеей. Он больше не ревел и не ворчал. Язык волочился по песку, хвост мерно постукивал по бокам; грива встала дыбом, втрое увеличив размеры головы, а глаза уподобились угольям неопалимой купины. Зрители смолкли. Нило стоял недвижно, скорее гром заставил бы статую сдвинуться с места; а у него за спиной, столь же непреклонно и сосредоточенно, нес стражу граф Корти.

Тридцать футов расстояния — двадцать пять — двадцать — гигантский зверь остановился, подобрался и, издав невообразимый рев, взмыл в воздух. В тот же миг вверх по дуге взлетели свинцовые шарики, тянувшаяся за ними сеть напоминала желтую водяную пыль, внезапно взметнувшуюся в воздух. Когда чудовище вновь коснулось песка, оно уже было опутано с ног до головы.

Воспоследовала борьба — клацанье зубов, рычание, разъяренный зверь катался по земле, слепо рвался и дергался, загребал мощными лапами, грыз сеть, закапывался в песок, при этом все сильнее и запутываясь, — все это мы оставим на долю воображения читателя. Зрители еще не успели до конца сообразить, на чьей стороне победа, а Нило уже несколько раз погрузил в тело льва свой короткий меч.

Умелые удары наконец-то достигли своей цели, и гордость Синегиона обмякла в луже крови; только тогда зрители вновь обрели голос.

Под их вопли граф Корти подошел к Нило.

— Кто ты? — спросил он, не скрывая восхищения.

Король улыбнулся и показал жестом, что глух и нем. Тогда граф подвел его к княжне.

— Воспрянь духом, о святая красавица, — обратился он к ней. — Лев мертв, а ты в безопасности.

Она едва его слышала.

Он упал на колени:

— Лев убит, о княжна, и вот сразившая его рука — вот твой спаситель.

Она с благодарностью взглянула на Нило — дар речи к ней не вернулся.

— И ты тоже должен его благодарить, — обратился граф к послушнику.

Сергий ответил:

— Прими мою благодарность, Нило, а также и ты, благородный итальянец; тебе я обязан немногим менее, ибо меч твой был наготове.

Он осекся, взглянул на царское место, а потом продолжил:

— Мне ясно, граф Корти, что, по твоему мнению, суд надо мной окончен. Зверь мертв, но есть и другие, что жаждут крови не менее. Ради них я скажу: я готов терпеть и далее. Я — все тот же еретик, которого они осудили. А потому — изгони меня из своих благородных мыслей и всецело обратись ими к ней, к той, кому они куда нужнее. Уведи княжну, найди ей стул — а меня предоставь Господу.

— Да что они еще могут сделать? — удивился граф. — Небеса приняли решение в твою пользу. Или у них есть другой лев?

Как бы сильно ему ни хотелось помочь княжне, ему столь же сильно хотелось поучаствовать в следующей схватке, если она состоится. Граф был бойцом по своей природе. Тут его внимание привлекла открытая дверь, которая вела в узилище Нило.