Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

— «И отдавая честь их посланнику, — так продолжил мой повелитель, — почему не отдать честь и звездам? Их час — полночь, именно тогда они появляются в небе, от горизонта до горизонта, перекликаются, объединяя свое влияние в гармонию, которую проповедники называют волей Всеблагого. Нет лучшего часа для встречи. Запомни, Мирза: в полночь, в этом покое. Ступай». Так и было решено.

— Прекрасное решение, эмир.

— Я могу об этом доложить?

— Присовокупив мои наипочтительнейшие пожелания.

— Тогда ожидай меня в полночь.

— Я буду бодрствовать, в полной готовности.

— Я же, князь, тем временем подыщу покой, более подходящий по рангу самому почитаемому гостю моего повелителя.

— О нет, мой добрый Мирза, позволь мне сказать свое слово. То, что я оказался в этом помещении, было ошибкой коменданта. Он не смог сообразить, какой вес я имею в глазах твоего повелителя. Он принял меня за христианина. Я прощаю его и прошу, чтобы его не наказывали. Возможно, он окажется мне полезен. При определенных прискорбных обстоятельствах — а одну такую возможность я вижу мысленным взором — мне, возможно, придется вернуться в замок. В таком случае я предпочту видеть в нем слугу, а не врага.

— О князь!

— Право же, эмир, мысль эта была мне подана одним из пророков, которых Аллах ставит на каждом повороте в судьбе каждого человека.

— Но не каждому дано видеть пророков.

Еврей настоятельно закончил:

— Чем еще сильнее расстраивать коменданта, утешь его от моего имени, а когда принц Магомет двинется дальше, проследи, чтобы здесь остались распоряжения, отдающие замок и его начальника в мои руки. А кроме того, Мирза, будучи другом, исполненным признательности, окажи мне еще одну услугу: загляни в котлы, из которых мы будем нынче вкушать, и распорядись для меня, как для самого себя. У меня разыгрался аппетит.

Эмир вышел, согнувшись у самых дверей в низком поклоне.

Если читателю представляется, что князь теперь полностью удовлетворен, это не ошибка. Да, он довольно долго и стремительно мерил комнату шагами, однако, чувствуя, что решительный поворот в его судьбе близок, он как можно тщательнее подготовился к нему, посоветовавшись с Пророком.

А поскольку принц Магомет, усевшись за ужин, не забыл и про них, трое гостей угостились в тюремной камере на славу, и не смущали их ни вой ветра, ни стук и шелест дождя за стенами, где все бушевала непогода.

То, что эмира Мирзу, уходившего на встречу с индийским князем, окликнули не один раз, а два, весьма примечательно, если учитывать, что Магомет был скор в решениях и последователен в действиях; имеет смысл рассказать об этом подробнее.

Юный турок был всецело поглощен изучением наук и военной службой, а потому не было у него досуга для любви; помимо того, он то ли презирал эту страсть, то ли пока не встретил женщину, способную всерьез разбередить его душу.

Мы видели, как перед началом бури он стремительным маршем достиг Белого замка. Он находился у ворот и принимал приветствия, когда ему поступил доклад, что к речному причалу стремительно приближаются две лодки; не желая, чтобы о присутствии его в Белом замке проведали в Константинополе, принц отправил младшего офицера перехватить путников и задержать их до того момента, когда он пересечет Босфор, направляясь в Адрианополь. Однако, едва офицер передал коменданту замка прочувствованное сообщение от княжны Ирины, мысли князя приняли иной оборот.

— Ты действительно утверждаешь, что эта женщина приходится родственницей императору Константину? — спросил он.

— Таковы были ее слова, повелитель, да и по виду похоже.

— Она в летах?

— Молода, повелитель, не старше двадцати.

Магомет обратился к коменданту:

— Оставайся здесь. Я возьму на себя твои обязанности и позабочусь о княжне.

Спешившись и приняв обличье коменданта замка, он поспешил к причалу, испытывая одновременно и любопытство, и желание предоставить убежище благородной даме.

Он увидел ее издалека и был поражен ее самообладанием. Пока они обсуждали условия его гостеприимства, лицо ее было на виду и произвело на него неотразимое впечатление. Когда она наконец сошла на берег, ее фигура, вырисовывающаяся под богатым и изящным облачением и столь дивно гармонировавшая с лицом, очаровала его еще сильнее.

Еще до того, как носилки двинулись в путь, Магомет отправил в замок гонца с распоряжением всем убраться с дороги, а своему кисляр-аге, или евнуху, — занять место у входа, дабы встретить родственницу императора со спутницей и всячески им служить. Еще одним приказом настоящему коменданту велено было освободить для них свой гарем.

В замке, после того как княжну отправили в ее покои, произведенное на него впечатление лишь усилилось.

«Сколь она высокородна! Сколь хороша собой! Какой ум и присутствие духа! Какое спокойствие в минуту невзгод, какая отвага и благородство! Какая привычка к придворной жизни!»

Эти восклицания свидетельствовали о том, что мозг его кипит в лихорадке. Но постепенно, как отдельные краски сливаются в один цвет под кистью умелого живописца, его сумбурные мысли обрели форму.

«О Аллах! Какой бы она стала женой для героя-султана!»

Повторенная много раз, фраза эта превратилась в своего рода припев из любовной песни — первой, какая когда-либо звучала в его душе.

В таком состоянии пребывал Магомет, когда Мирзе передали перстень с бирюзой, и тот, доложив о появлении индийского князя, запросил дальнейших указаний. Странно ли, что Магомет изменил свои планы? Да, в тот момент он был готов на все, чтобы вновь увидеться с женщиной, которая взошла на его небосклоне, точно луна над озером; соответственно, он отправил эмира к индийскому князю — назначить встречу в полночь, отправил за шейхом-арабом из своей свиты, переоделся в его лучшие одежды, зачернил руки, шею и лицо — одним словом, превратился в того самого сказителя, которого, как нам уже известно, прислали развлечь княжну Ирину.

Ровно в полночь — насколько это возможно было определить с помощью неточных приборов, имевшихся у обитателей замка, — Мирза явился под двери своего господина вместе с загадочным индусом и, миновав стражу, постучал, как стучит человек, знающий, что его ожидают с нетерпением. В ответ раздалось приглашение войти.

Когда они вошли, юный турок поднялся с умягченной многими подушками кушетки, которую для него поставили под балдахином в центре зала.

— Се, повелитель, индийский князь, — доложил Мирза, а потом, почти без паузы, повернулся к подложному индусу и добавил куда церемоннее: — Возрадуйся, князь! Восток еще не рождал сына, столь же достойного сорвать цветок с могилы Саладина и носить его, сколь достоин этого мой повелитель, принц Магомет!