Жерар Нерваль - Дочери огня

Весь этот правопорядок в высшей степени деспотичен, это бесспорно. Но хочешь не хочешь, а приходится убеждаться в том, что Австрия — это Китай в Европе [291] …Австрия — это Китай в Европе. — Почти дословное совпадение с характеристикой Ф. Энгельса («европейский Китай»); см.: Марк с К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 8, с. 35. . Я преодолел ее Великую стену… Об одном только жалею, что нет в ней просвещенных мандаринов.

Подобная форма правления, когда бы при ней главенствовали люди просвещенные, в самом деле представляла бы меньше неудобств. Разрешить эту задачу и хотел Иосиф II [292] Иосиф II — австрийский эрцгерцог, в 1765–1790 гг. германский император. Пытался провести умеренные реформы в духе просвещенного абсолютизма. , император-философ, весь пропитавшийся идеями Вольтера и энциклопедистов. Нынешнее правительство деспотически следует его традициям и, уже отнюдь не тяготея к философии, остается просто китайским.

В самом деле, мысль установить иерархию образованных людей сама по себе, возможно, и превосходна. Но в стране, где главенствует наследственное право, само собой подразумевается, что сын образованного человека непременно и сам человек образованный. Он получает положенное ему воспитание, он пишет стихи и трагедии в полном соответствии с тем, чему его научили в коллеже, и, считаясь наследником талантов своего отца, занимает его должность, не встречая ни у кого ни малейшего возражения. Если он совершенно бездарен, его наставник напишет за него исторический трактат, сборник стихов или героическую трагедию, и все будет в порядке.

Доказательством сей высокой просвещенности, выказываемой австрийской знатью в своем покровительстве образованным людям, может служить уже одно то, что я видел известнейших немецких писателей, которые находятся здесь в полном забвении и вынуждены, унижая свой величественный дар, прозябать на каких-то жалких должностях.

У меня было рекомендательное письмо к одному из них, чье имя, быть может, более знаменито в Париже, нежели в Вене [293] …более знаменито в Париже, нежели в Вене… — Имеется в виду Франц Грильпарцер (1791–1872), выдающийся австрийский драматург и поэт, близкий романтизму. ; с большим трудом мне удалось разыскать его в убогом закоулке канцелярии министерства, в котором он служит. Я намеревался просить его ввести меня в некоторые салоны, где мне хотелось появиться лишь под покровительством большого таланта; ответ его глубоко поразил и огорчил меня.

— А вы представьтесь им сами в качестве иностранца, — сказал он мне, — упомяните заодно о своем родстве с посольским атташе (моим кузеном Анри!), и вы будете превосходно приняты; ибо все они очень благожелательны и всегда рады видеть у себя французов, во всяком случае тех, кто не внушает подозрений правительству. Что до нас, нищих поэтов, кто мы такие, чтобы притязать на общество князей и банкиров?

У меня сердце сжалось от этих слов и угрюмой иронии, с которой произнес их столь прославленный человек, вынужденный мириться с жалкой своей долей в обществе, которое, зная, что он собой представляет, лишь удосужилось наградить его талант бесполезными лаврами.

У артистов несколько иное положение. Они имеют то преимущество, что непосредственно развлекают светские салоны, где неизменно встречают благожелательный прием и восторженные похвалы. Они легко становятся друзьями больших вельмож, самолюбию которых льстит возможность оказывать им покровительство. Поэтому и приглашают они их на свои вечера и балы. Но при этом артисту всякий раз надлежит принести с собой свой инструмент, свое орудие труда — сие ярмо он снять с себя не вправе. Один из них, притязающий на социалистические убеждения, отважился недавно заявить своему другу князю де… (и заметь к тому, что он был также другом и княгини), что хочет на ближайшем празднике, который дан будет во дворце, присутствовать просто как гость и не играть в этот вечер ни на каком инструменте.

— Нет ничего легче, — сказал ему князь, — мы скажем, что вы нездоровы.

— Нет, я вовсе не хочу, чтобы меня считали больным.

— Ну что ж, мой друг, я поговорю об этом со своими друзьями.

В итого артист этот вообще не получил приглашения. Он в бешенстве уехал в Венгрию, где бурные овации, которыми его там встречают, являются некоторым реваншем за унижение, испытанное им в венских салонах с их дурацким этикетом.

18 января. Поговорим еще немного о развлечениях венского народа — это, право же, куда веселее. Близится масленица, и я часто бываю на балах в «Шперль» и «Бирн», которые интереснее всех прочих и специально рассчитаны на буржуазные круги. Это обширные помещения, богато отделанные. Женщины здесь одеты лучше (то есть ближе к парижским модам), нежели женщины более низких слоев; в этом отношении они являют собой некое подобие наших гризеток. Вальс танцуют здесь с такой же точно энергией и страстью, что и в тавернах, и в таких же густых клубах табачного дыма.

И в «Шперле» тоже обедают и ужинают под музыку и танцы, и длинные вереницы танцующих галоп, извивающиеся между столами, нисколько не мешают посетителям с аппетитом поглощать свой обед.

Мне жаль, что я могу пока рассказать тебе только о зимних развлечениях здешнего населения. Пратер, который я увидел лишь после того, как с его деревьев облетела листва, не утратил, однако, всей своей красоты; особенно хорош он в те дни, когда идет снег, и толпа вновь заполняет собой многочисленные кофейни, казино и изящные павильоны, которые очень проигрывали на фоне голых черных деревьев. Целые стада косуль бегают на свободе по этому парку, где их кормят гуляющие. В нескольких местах его прорезают рукава Дуная, образуя островки, где поляны перемежаются рощами. Слева берет начало дорога, ведущая из Вены в Брюнн. В четверти лье отсюда течет Дунай (ибо Вена отнюдь не стоит на самом Дунае, так же как Страсбург не стоит на Рейне). Таковы Елисейские поля этой столицы.

Сады Шенбрунна тоже не показались мне столь уж унылыми, когда я проходил по ним. Шенбрунн — это венский Версаль; расположенная рядом деревня Гицинг по-прежнему каждое воскресенье служит местом гулянья веселящихся горожан. Весь этот день в казино Гицинга играет со своим оркестром Штраус-сын [294] Штраус-сын — Иоганн Штраус (1825–1899), «король вальса», композитор, скрипач и дирижер. ; вечером он, однако, возвращается в «Шперль», дабы дирижировать там вальсами. Чтобы попасть в Гицинг, надо пройти через двор Шенбруннского дворца; мраморные химеры стерегут вход в него; заброшенная башня, отделанная во вкусе XVIII века, находится в полном запустенье. Да и сам дворец, фасад которого выглядит весьма внушительно, внутри производит впечатление великолепия лишь благодаря величине своих огромных зал, в которых прежняя позолота почти всюду сверху закрашена краской. Зато когда выходишь в сторону сада, взору открывается зрелище столь великолепное, что даже воспоминания о Сен-Клу и Версале не способны затмить его.