Наталья Огарева-Тучкова - Воспоминания. 1848–1870
- Название:Воспоминания. 1848–1870
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Ирина Богат Array
- Год:2016
- Город:«Захаров»
- ISBN:978-5-8159-1390-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Наталья Огарева-Тучкова - Воспоминания. 1848–1870 краткое содержание
Воспоминания. 1848–1870 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Пошлите за нотариусом, я хочу переменить свое завещание, не хочу ничего оставлять сыну, будет с него того, что он получит в России. Я оставил вам 50 000 франков и всё, что в доме ценного: серебро, часы и прочее, теперь хочу вам оставить весь свой капитал, находящийся за границей.
Вместо радости князь увидал на лице Тхоржевского смущение.
– Зачем, Петр Владимирович, я очень вам благодарен. Зачем менять завещание, это будет несправедливо, – заговорил он робко.
Князь рассердился на Тхоржевского не на шутку.
– Я вам не обязан давать отчет в своих поступках! – вскричал он энергично. – Пошлите за нотариусом, я так хочу.
Тхоржевский тогда понял, что нельзя раздражать больного или, верней, умирающего, а между тем он ни за что не хотел перемены в завещании, считая, что капитал должен принадлежать сыну, который лишался наследства только от подозрительности и вспышек отца. Поэтому он решился не входить с князем в споры, а когда Долгоруков вспоминал о нотариусе, Тхоржевский выходил поспешно из комнаты, будто бы для того, чтобы послать за ним, и, разумеется, ничего не предпринимал. Когда Петр Владимирович вспоминал о завещании и спрашивал, почему нотариус так долго не является, Тхоржевский отвечал, что его то дома не было, то он обещался скоро прийти. Больной успокаивался, а время и болезнь шли своим чередом: другого завещания так и не написали благодаря деликатности бедного Тхоржевского.
Вскоре князь Долгоруков умер, но Герцен уехал раньше. Он не мог выносить этой ужасной обстановки подозрений и страдания. Впоследствии Тхоржевский мне говорил, что из серебра и прочих вещей ничего не взял, потому что заметил, что сыну Долгорукова было жаль расстаться с этими фамильными вещами.
Эти годы, то есть с 1864 года до 1870-го, прошли в таких беспрестанных переездах, что мне трудно вспомнить порядок этих передвижений. Мне кажется, что, отпустив старшую дочь в Италию (я помню, что ее не было с нами ни в путешествии по Эльзасу, ни впоследствии, когда мы ездили в Голландию и Бельгию), Герцен поехал с нами в Страсбург, где его ожидал эмигрант-поляк по имени Стелла. Очевидно, это было вымышленное имя; он был полковником на русской службе. Стелла был вполне светский человек, любил рассказывать, умел занимать общество, но о себе молчал.
Он много помогал Герцену осматривать школы. Ясно было, что в Страсбурге можно устроиться, но этот город напоминал Немецкую Швейцарию, которая не особенно нам нравилась, и потому мы продолжали наш путь к Кольмару, близ которого находится знаменитый пансион в Бебленгейме, где человек современной науки Жан Масе 78принимал участие в преподавании.
Припоминаю, что Герцен проехал через Мец и остановился там на день, чтобы дать мне возможность повидаться со старым другом, моей наставницей m-lle Michel. С тех пор как она оставила свое последнее место в доме княгини Трубецкой, m-lle Michel поселилась пансионеркой в большом женском монастыре в Меце. Она была очень уважаема игуменьей и всеми монахинями. Когда я возвращалась из Швейцарии в Лондон с моей маленькой дочкой, я заезжала в Мец для свидания с m-lle Michel, но это было уже давно.
Обрадованная возможностью обнять еще раз старого друга, я взяла рано поутру карету и поехала с дочерью в монастырь. Меня встретила привратница Констанс, которая с большим огорчением сообщила мне, что m-lle Michel опасно больна и так много говорила о желании видеть меня в начале болезни, что едва ли не рискованно будет сказать ей о моем приезде. M-lle Michel лежала в жару. Мне отворили все двери, я могла видеть ее только издали, а она меня вовсе не видала.
Впоследствии, когда она выздоровела совсем, ей сказали о моем посещении. Она была очень огорчена, что не видала меня, и не могла этому вполне верить.
M-lle Michel была недюжинной личностью: очень образованная и начитанная, она знала хорошо три языка и литературу – не говоря уже о французской, но и немецкую, и английскую. Впоследствии, находясь часто в Италии с семейством княгини Трубецкой, она изучила и итальянские диалекты. M-lle Michel было лет 20, когда она приехала в Россию; лица, которым она была рекомендована, поместили ее в Москве гувернанткой к детям богатого немецкого негоцианта Форша. Прожив три или четыре года в этом доме, она поступила гувернанткой к дочерям Екатерины Аркадьевны Столыпиной; там у нее m-lle Michel были две ученицы: Мария и Елизавета Столыпины. Она пробыла у них около пяти лет и затем, после замужества старшей из Столыпиных, приняла место в нашей семье, где прожила восемь лет.
M-lle Michel любила рассказывать о том времени, когда жила у Столыпиных: каждую зиму они проводили в Петербурге, а лето в деревне Середниково близ Москвы. Михаил Юрьевич Лермонтов был двоюродным или троюродным братом ее воспитанниц, и потому она часто видала его в доме Екатерины Аркадьевны. M-lle Michel любила рассказывать о странностях пылкого и горячего характера Михаила Юрьевича, о том, как бабушка Лермонтова просила внука не писать более стихов, живя в постоянных опасениях за него. Внук обещал, чтобы успокоить горячо любимую бабушку, но стал рисовать карикатуры, которые были так похожи и удачны, что наделали много шума в высшем петербургском обществе и больших неприятностей для Лермонтова. Тогда бабушка стала уговаривать его не заниматься более и карикатурами. «Что же мне делать с собой, когда я не могу так жить, как живут все светские люди? Бабушка просит меня не писать стихотворений и не брать в руки карандаша – не могу, не могу», – говорил он с пылающими глазами.
В доме Столыпиных m-lle Michel очень сблизилась с дочерью поэта Козлова и потом была с ней в постоянной переписке. Козлова из любви к отцу не вышла замуж. Это была даровитая и преданная натура; она посвятила свою жизнь отцу, старому, одинокому и вдобавок слепому. Из нас двух с сестрой я любила m-lle Michel больше и так страстно в первые годы ее пребывания в нашем доме, что мы обе с ней страдали от этой привязанности; я ревновала ее и к баронессе Котц, которая в то время жила у нас, чтобы учиться у m-lle Michel французскому языку. Эта девица впоследствии ушла в монастырь и позже сделалась бородинской игуменьей.
В 1848 году мы путешествовали с m-lle Michel, но тогда я и сестра вступили в неприятную фазу освобождения, возымели новое, горячее отношение к семейству Герцена. Мы нехорошо, угловато освобождались, и бедной m-lle Michel было нелегко перенести эту неприятную эпоху нашего существования, но она и тогда не переставала нас любить. По возвращении в Россию она приняла предложение княгини Трубецкой. Это было последнее ее место. С княгиней она никогда не сближалась, находя ее светской, холодной натурой. Тут у m-lle Michel были две ученицы; меньшую из них она горячо любила и со всеми своими русскими воспитанницами оставалась во всю жизнь в дружбе и в переписке, но, мне кажется, я была самая любимая из всех; хотя мнения, взгляды наши были совсем противоположны, но, не разделяя их, m-lle Michel уважала во мне мою искренность, любила и жалела за тяжелую, роковую судьбу.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: