Фрэнсис Фицджеральд - Отпущение грехов

Душа его пребывала в безумном восторге, хотя где-то совсем внутри уже медленно назревал страх перед тем, что он натворил. Он, питомец Гарварда, которого еще на первом курсе рьяно защищали от силков восхитительных охотниц за состоятельными женихами, которого (впрочем, с его молчаливого согласия) уже оттаскивали за шкирку от нескольких сладчайших юных созданий, теперь бессовестным образом воспользовался отъездом родителей на Запад и успел настолько запутаться в расставленных силках, что едва ли уже мог понять, где силки, а где он сам.

День был сказочный: после дневного спектакля начали потихоньку сгущаться сумерки, и они с Майрой сначала разглядывали роящиеся на Пятой авеню толпы из своего романтичного уединения в двухколесном экипаже — затейливая причуда… а дальше чай в шикарном отеле «Риц», и ее лилейная ручка мерцала рядом, на подлокотнике его кресла; и вдруг — пролился этот стремительный, прерывистый поток слов… Затем последовал визит к ювелиру, а дальше был сумасшедший ужин в каком-то крошечном итальянском ресторанчике, где на обороте меню он написал «А ты меня?..» и положил его перед нею, предоставив Майре возможность откликнуться неизменно чудодейственным: «Ты же знаешь, что да!» И вот теперь, под занавес, они замерли на ступенях «Билтмора».

— Ну, скажи, — выдохнула Майра прямо ему в ухо.

Он выдохнул заветные слова. Ах, Майра, сколько же далеких призраков, должно быть, пронеслись в этот миг в твоей памяти!

— Ты мой дорогой, — тихо сказала она. — Я так счастлива.

— Нет… это ты моя дорогая. Ты ведь понимаешь, Майра?..

— Понимаю.

— Навеки?

— Навеки. У меня же теперь вот что есть, видишь?

И она поднесла к губам колечко с брильянтом. Знала, что полагается — а как же иначе!

— Спокойной ночи.

— Спокойной… спокойной ночи.

И феей в мерцающем розовом одеянии она взлетела вверх по широкой лестнице, а щеки ее все пылали, пока она нажимала кнопку у лифта.

Через две недели она получила телеграмму: родители, мол, вернулись из поездки на Запад и приглашают приехать к ним в округ Вестчестер на неделю. Майра тут же отбила ответную телеграмму, каким поездом приедет, купила три новых вечерних платья и упаковала дорожный сундук.

Приехала она поздним холодным ноябрьским вечером и, выйдя из вагона, с нетерпением огляделась: где же Ноултон? На платформе быстро отбурлила толпа возвращавшихся из Нью-Йорка мужчин; отзвучало попурри из выкриков жен и шоферов и громкого фырканья автомобилей, пока они, подав назад, разворачивались и укатывали восвояси. И вот, прежде чем она успела что-либо сообразить, платформа опустела, и ни одного из роскошных авто уже не было в помине. Видимо, Ноултон ожидал ее с другим поездом.

Проронив еле слышное «чер-рт!», она было направилась к зданию станции елизаветинского стиля, чтобы оттуда позвонить, но тут к ней обратился замурзанный, ужасно неряшливо одетый человек: он в знак приветствия коснулся рукой своей допотопной фуражки и проговорил надтреснутым жалобным голосом:

— Мисс Харпер вы будете?

— Я, — призналась она, довольно-таки испуганная: неужели, не приведи господи, этот несусветный тип и есть шофер?

— Да заболел он, шофер-то, — продолжал тот высоким, визгливым тоном. — А я сын ему.

Майра еле перевела дух:

— Вы хотите сказать, шофера мистера Уитни?

— Ну да: они, как началась война, оставили себе только его одного. Экономия что надо — чистый Гувер [39] Герберт Кларк Гувер (1874–1964) — с 1917 г. по поручению президента Вильсона, будучи на посту министра продовольствия, ввел режим строгой экономии. .

Он боязливо потопал ногами и похлопал друг о друга огромными шоферскими перчатками с крагами.

— Ну ладно, — добавил он, — чего ж тут на холоду торчать да попусту языком молоть. Где вещи-то?

Майра была в таком изумлении, что слова не могла выговорить, и, честно говоря, даже перепугалась, однако последовала за своим провожатым до конца платформы, тщетно отыскивая взглядом авто. Однако слишком долго недоумевать не пришлось: тип этот вскоре подвел ее к потрепанной старой колымаге и засунул туда ее саквояж.

— Большое авто поломато, — объяснил он. — Либо на этом вот, либо пёхом. — Он распахнул переднюю дверцу и кивнул: — Заходьте.

— Я лучше сзади, если позволите.

— Дело хозяйское, — фыркнул он, открывая заднюю. — Я что подумал — сундук-то на ухабах прыгать будет, вы его и забоитесь.

— Какой сундук?

— Да ваш.

— Ах, а разве мистер Уитни… вы что же, не можете за багажом после съездить?

Он упрямо помотал головой:

— Нипочем не позволят. Как война началась, так всё. Богатые должны пример показывать — это мистер Уитни так сказал. Пожалте багажный квиток.

Когда он исчез, Майра попыталась представить, как же выглядит шофер, если этот тип его сын. После невразумительной перепалки с начальником станции он вернулся, яростно пыхтя, с ее дорожным сундуком на спине. Поставил его на заднее сиденье и взобрался на свое шоферское место, рядом с нею.

Было уже совсем темно, когда они свернули с дороги на длинную, тенистую подъездную аллею, что вела к дому Уитни, — из освещенных окон на гравий, на траву и на деревья ложились снопы яркого, веселого желтого света. Даже в этот час она разглядела, что дом очень красив: его расплывчатые очертания свидетельствовали о колониальном стиле времен короля Георга, по обе его стороны раскинулись огромные, призрачные в темноте старые сады. Автомобиль, дернувшись, остановился перед порталом из тесаного камня, и шоферский сын, выбравшись вслед за нею, распахнул перед Майрой парадную дверь.

— Прямо и заходите, — осклабился он; уже переступив порог, она услышала, как он мягко притворил за нею дверь, оставшись сам снаружи, в темноте.

Майра огляделась. Она была в большом мрачном вестибюле, обшитом старинными дубовыми панелями и мягко освещенном лампами под абажурчиками — они, как светящиеся желтые черепашки, через равные интервалы лепились вдоль стены. Прямо перед нею вверх уходила широкая лестница, по обе стороны вестибюля было несколько дверей, однако каких-либо признаков жизни Майра не уловила, а от густо-карминного ковра веяло безмятежным, ничем не нарушаемым спокойствием.

Она простояла в ожидании, наверное, целую минуту, прежде чем явственно почувствовала, что кто-то ее разглядывает. Она неторопливо — будто случайно — обернулась.

Человечек с желтовато-землистым лицом, лысый, чисто выбритый, в элегантном сюртуке и белых коротких гетрах, стоя всего в нескольких метрах от нее, с удивлением ее изучал. Человечку было как минимум за пятьдесят. Прежде чем он двинулся с места, Майра отметила необычность его позы: наверняка он принял ее только что, и в следующую секунду поза эта, возможно, столь же мгновенно изменится. Крошечные руки и ноги и также резкий излом бровей придавали ему легкое сходство с эльфом, и у нее на минуту возникло смутное ощущение, что она уже где-то видела этого человечка, только очень давно, много лет назад.