Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

25 марта. Вторник.Совсем было забросил свой дневник: не раскрывал его два месяца! В продолжение этого долгого промежутка не произошло ничего, что выходило бы сколько-нибудь из обычного течения петербургской жизни. Затрудняюсь теперь и припомнить что-нибудь особенное, заслуживающее занесения в дневник задним числом. Но сегодня я должен отметить знаменательное событие: представление государю депутации от униатского населения Люблинской и Седлецкой губерний по случаю присоединения этого населения к православию. После обедни и молебствия (по случаю родившейся у цесаревича сегодня же утром дочери, названной Ксенией) государь принял депутацию в так называемой Арабской комнате; тут было до 12 духовных лиц (во главе их Попель) и человек 20 мирян. Попель произнес речь и подал адрес, а государь и императрица вручили депутатам несколько богатых икон для бывших униатских церквей.

Такая развязка униатского дела тем замечательнее, что в последнее время можно было скорее ожидать совершенно противного, то есть обращения униатов в католицизм. Они действительно близки были к тому вследствие бестактных распоряжений графа Толстого, имевших последствием открытое сопротивление, применение войск и кровопролитие. После того в течение нескольких месяцев в большей части униатских приходов церкви были пусты, новорожденные дети оставались некрещеными, не было браков – одним словом, несчастное это население было в самом безвыходном положении. Правительство со своей стороны стало в тупик. [Отступить было неудобно, настаивать – невозможно.]

Тут помог нам сам Ватикан. Прошлогодняя безрассудно резкая энциклика [45] Послание. – Прим. ред . папы, отлучение влиятельнейших лиц униатского духовенства, наглость иезуитских проделок заставили униатов окончательно отшатнуться от папизма и броситься в православие – в веру русского царя. Замечательно, что движению этому всячески препятствовал обер-прокурор Святейшего Синода граф Толстой, а орудовал им – протестант Коцебу.

Сегодня же обычным порядком отпраздновали полковой праздник Конной гвардии.

29 марта. Суббота.После поздравления двух юбиляров – генерал-адъютанта Веригина и генерала Назимова (Владимира Николаевича, члена Военного совета) – сидел я в Соединенных департаментах Государственного совета, где рассуждали о проекте образования новой губернии – Таганрогской. Я должен был отстаивать донских казаков и опровергать предположение министра внутренних дел об отделении от Донской области Миусского округа с двумя станицами в гирлах Дона [46] Гирло – украинское название рукава в дельтах крупных рек. – Прим. ред. . Вопрос этот возбудил горячие споры.

Члены Военного совета собрались на обед в честь юбиляра Назимова в ресторане Бореля.

1 апреля. Вторник.Вчера в Государственном совете рассматривалось положение о воинской повинности Донского казачьего войска; прошло без всяких споров.

Сегодня после моего доклада было у государя совещание по азиатским делам. Присутствовали наследник цесаревич, государственный канцлер князь Горчаков, посол в Лондоне граф Шувалов, генерал-адъютанты Кауфман и князь Мирский, тайный советник Стремоухов и я.

Поводом к этому совещанию стал приезд графа Шувалова, которые просил положительных указаний по некоторым вопросам, наиболее тревожащим англичан. После продолжительных объяснений по поводу отличия английской точки зрения от нашей на установленную по обоюдному соглашению «промежуточную зону», образуемую Афганистаном, и замеченной нашим послом чрезвычайной чуткости англичан ко всякому нашему шагу в Средней Азии, в особенности же в сторону города Мерв [47] Современное название самого древнего города Средней Азии, средоточия интересов обеих империй – Мары. – Прим. ред. , государь постановил такое заключение: послу нашему в Лондоне поручается успокоить подозрительность англичан объявлением положительной воли русского царя не подвигаться вперед в крае, но вместе с тем не налагать на себя никаких обязательств на будущее, в случае каких-либо новых обстоятельств.

После совещания я должен был прямо перейти в Комитет министров, где обсуждалось представление министра путей сообщения о новых железных дорогах, постройка которых предполагается в первую очередь. Долго спорили о так называемых каменноугольных дорогах Новороссийского края и Донской области и на этом остановились, отложив дальнейшие прения до экстренного заседания, предположенного в воскресенье.

Вечером был во 2-й военной гимназии на концерте, ежегодно посещаемом мною. Только в прошлом году я не был по особым причинам.

2 апреля. Среда.С 10 часов утра был в Зимнем дворце по случаю осмотра государем топографических, картографических и гидрографических работ.

Две дочери мои (Надежда и Елена) и племянница окончили свои экзамены на звание учительницы. В последнее время они были очень озабочены, и я рад, что всё обошлось вполне удачно.

3 апреля. Четверг.После доклада у государя участвовал я в совещании у князя Горчакова опять по вопросу о железных дорогах на Кавказе. В совещании этом принимали участие великие князья – наследник цесаревич и Константин Николаевич, Чевкин, граф Шувалов, князь Мирский, министры финансов и путей сообщения, барон Жомини и Стремоухов. После продолжительных прений о том, вести ли дорогу в Персию через Джульфу, или через Асландуз (то есть с западной или с восточной стороны от горной страны Малого Кавказа) и строить ли прежде дорогу к границе Персии, или от Тифлиса в Баку, первый вопрос решен был единогласно в пользу Джульфы, несмотря на то, что вначале очень горячо оспаривали это направление князь Мирский и великие князья. Таким образом, с помощью графа Шувалова, подробно объяснившего, какое впечатление произвело в Англии и в Берлине известие о намерении нашем вести дорогу на Таврис, нам (князю Горчакову и мне) удалось убедить прочих членов в том, что соединение с Персией может быть не иначе, как через Джульфу. Решение это противоречит постановленному в предыдущем нашем совещании, в котором князь Горчаков уступил настойчивости князя Мирского, поддержанной обоими великими князьями в угоду великому князю Михаилу Николаевичу.

Что же касается второго вопроса – которую линию строить прежде, то голоса разделились: пятеро высказались за Бакинскую дорогу, а четверо – за Джульфинскую. В числе последних, кроме нас двоих, были Чевкин и граф Шувалов. Засим последнее слово будет зависеть уже от высочайшей воли.

Вечером опять должен был слушать музыку воспитанников 1-й военной гимназии, конечно, не для удовольствия своего, а для поощрения юных виртуозов.