Клара Ремюза - Мемуары госпожи Ремюза

Дочь ее одевалась с большой роскошью, так как таков был обычай при дворе; но Гортензия любила порядок и экономию, и, кажется, ей не доставляло особенного удовольствия наряжаться. Госпожа Мюрат и принцесса Боргезе в нарядах проявляли все свое тщеславие, выплачивая за свои придворные костюмы от десяти до пятнадцати тысяч франков и покрывая их жемчугами и даже бриллиантами. Благодаря этой необыкновенной роскоши, замечательному вкусу императрицы, богатству костюмов двор становился весьма блестящим. Можно сказать, что в иные дни он представлял собой прямо ослепительное зрелище. Иностранцы были поражены.

Начиная с этого [1806] года император распорядился время от времени давать большие концерты в так называемой Зале маршалов. Эта зала, украшенная их портретами, была освещена бесчисленным количеством свечей. Приглашали всех, кто имел отношение к правительству, и особ, представленных ко двору, то есть около четырех или пяти сотен человек. Пройдя салоны, где находилось все это общество, Бонапарт входил в залу. Император располагался в глубине ее, императрица – слева, так же, как и принцессы императорской семьи, в ослепительных нарядах; справа помещалась Мадам Мер, еще очень красивая, с благородной осанкой, за ней – братья императора, богато одетые, затем – иностранные принцы и высшие сановники. Позади размещались придворные чины, камергеры, служащие, все в вышитых мундирах. Справа и слева, в два ряда, сидели: статс-дама, первая придворная дама, другие придворные дамы, почти все молодые, большей частью красивые и великолепно одетые, а затем шел бесконечный ряд женщин, француженок и иностранок, одетых с большой роскошью; за двумя рядами сидящих женщин стояли мужчины: посланники, министры, маршалы, сенаторы, генералы – все в блестящих костюмах. Напротив императорского ряда помещались музыканты. Как только император садился, начинала звучать прекрасная музыка, которую, признаться, несмотря на тишину, не особенно слушали.

Когда концерт заканчивался, в четырехугольнике, остававшемся пустым, лучшие танцоры и танцовщицы Оперы, очень изящно одетые, представляли очаровательные балеты. Эта часть празднества доставляла удовольствие всем, даже императору. Ремюза заведовал всем этим зрелищем, а это было немалое дело, так как император был требователен до мелочей. Этот дивертисмент и концерт продолжались около полутора часов, затем шли ужинать в Галерею Дианы. Красота галереи, блеск люстр, пышность стола, роскошь серебра и хрусталя вместе с роскошью гостей придавали этому ужину что-то действительно сказочное. Однако в нем недоставало не то чтобы непринужденности, которая едва ли может быть при дворе, а известной безопасности для каждого; таковая могла бы быть, если бы власть захотела присоединить хоть немного доброжелательности к величию, которым была окружена. Но императора повсюду боялись, и на празднествах на лице каждого можно было прочесть тайный страх, который императору нравилось внушать.

Выше я упоминала семью госпожи Бонапарт. В первые же годы после своего возвышения она вызвала в Париж четырех племянников и племянницу, которые жили на Мартинике. Это были молодые люди и мадемуазель Таше. Молодых людей отправили служить, а молодую особу поместили в Тюильри. Она была красива, но перемена климата повредила ее здоровью, что помешало ей выйти замуж так, как желал того император. Сначала он хотел выдать ее за баденского принца, затем одно время предназначал ее принцу испанского дома, наконец, ее выдали замуж за сына герцога А., из бельгийской семьи [111]. Этот брак, которого желала вся семья, рассчитывая получить большие выгоды, плохо удался. Супруги совсем не подходили друг другу. Их взаимное непонимание заставило их сначала разойтись без шума. После развода семья А., обманутая в своем честолюбии, казалась очень недовольной этим союзом и после возвращения короля брак был окончательно расторгнут. Госпожа А. живет теперь в Париже, очень скромно.

Старший из ее братьев, прожив два или три года во Франции, нисколько не был ослеплен честью иметь теткой императрицу; ему надоело представительство при дворе, он не любил военную службу, жалел о своей родине и получил разрешение скромно возвратиться в колонии. Он привез туда деньги и, ведя скромную жизнь, несомненно, был доволен своим благоразумным отъездом. Второй брат был связан с Жозефом Бонапартом, служил в его войсках в Испании и женился на мадемуазель Клари, племяннице госпожи Жозеф Бонапарт. Третий брат женился на принцессе фон дер Лейен и живет с ней в Германии. Четвертый брат был болен, жил со своей сестрой, и я не знаю, что с ним сталось.

Богарне также воспользовались возвышением госпожи Бонапарт и теснились вокруг нее. Я рассказывала, как она выдала дочь маркиза Богарне замуж за де Лавалетта. Маркиз долго был посланником в Испании; теперь он служил во Франции. Граф Клод Богарне, сын той, что писала стихи и романы [112], женился первым браком на мадемуазель де Лезе-Марнезия. От этого брака у него родилась дочь Стефания, которая жила после смерти матери у старой тетки, монахини. Граф Богарне, женившись во второй раз, не особенно вспоминал об этой молодой девушке, а вот Лезе-Марнезия, дядя юной Стефании, привез ее из Лангедока в Париж; ей было тогда четырнадцать или пятнадцать лет. Он представил ее госпоже Бонапарт, которая нашла ее красивой и изящной и поместила в пансион госпожи Кампан, откуда девушка вышла в 1806 году и была вдруг удочерена императором, объявлена принцессой императорского дома и вскоре выдана замуж за баденского наследного принца. Стефании было тогда семнадцать лет; в ее арсенале имелись: милая наружность, природный ум, веселость, даже некоторое ребячество, которое хорошо к ней шло, очаровательный голос, хороший цвет лица, живые голубые глаза и волосы красивого белокурого цвета.

Баденский принц, конечно, влюбился в нее, но сам сначала был не особенно любим. Карл Людвиг был молод, но очень толст; наружность его была обыкновенной и невыразительной; он мало говорил, казался всегда стесненным в движениях и повсюду как будто засыпал на ходу. Юная Стефания, живая, пикантная, имела некоторые основания считать, что оказывает баденскому принцу честь, отдавая ему свою руку: она была ослеплена своей судьбой и гордилась тем, что стала дочерью императора, которого считала тогда первым государем в мире. Напрасно старались изменить ее взгляды на этот брак; она покорно согласилась заключить его, когда этого пожелают, но отмечала всегда, что дочь Наполеона могла бы выйти замуж за королевского сына или за какого-нибудь короля. Это маленькое проявление тщеславия, сопровождаемое пикантными шутками, которым много прелести придавали ее семнадцать лет, понравилось императору и стало доставлять ему удовольствие. Он начал относиться к своей приемной дочери несколько лучше, чем следовало бы, и как раз в момент совершения брака был довольно откровенно влюблен в нее. Эта победа окончательно вскружила голову принцессе и сделала ее еще более высокомерной по отношению к будущему мужу, который напрасно старался ей понравиться.