Клара Ремюза - Мемуары госпожи Ремюза

– Слишком строгим, ваше величество, – ответил Румянцев.

Бонапарт назначил генерал-губернатором по ту сторону Альп князя Боргезе, который был послан в Турин со своей женой. Князь вынужден был продать императору все лучшие статуи виллы Боргезе, которыми украсили наш Музей. В то время это была восхитительная коллекция всех лучших произведений искусства в Европе, собранных с такой заботливостью и выставленных с таким изяществом в Лувре. Подобного рода победой Бонапарт очень хорошо умел действовать на тщеславие и вкус французов.

Комиссия, во главе которой стоял Бугенвилль, сделала на заседании Государственного совета доклад об успехах в науке, литературе и искусствах с 1789 года. Выслушав доклад, император ответил следующим образом:

«Я желал выслушать вас по поводу успехов человеческого ума в эти последние годы, так как мне хотелось, чтобы сказанное вами было услышано всеми народами и заставило замолчать хулителей нашего века, которые стремятся задержать развитие человеческого ума, желая совершенно подавить его. Мне хотелось знать, что нужно сделать, чтобы поощрить ваши труды, так как я не могу иначе содействовать их успеху. Благо моих подданных и слава моего трона одинаково заинтересованы в процветании наук. Мой министр внутренних дел сделает мне доклад обо всех ваших нуждах; вы всегда можете рассчитывать на мое покровительство».

Таким образом, император занимался всем в одно и то же время и искусно соединил все человеческие успехи с блеском и славой своего царствования.

Я уже говорила о том, что он очень желал создать вокруг себя династии, которые увековечили бы память о тех наградах, которые он давал своим избранникам. Он был оскорблен противодействием со стороны Коленкура, который уехал в Россию, объявив очень решительно, что так как он не может жениться на госпоже К., то не женится никогда. Император старался победить и другую оппозицию, которую встречал со стороны человека, особенно им любимого, – князя Невшательского, маршала Бертье. В течение многих лет этот последний был сильно привязан к одной итальянке, которая отличалась поразительной красотой, хотя ей было далеко за сорок, к княгине Висконти. Она пользовалась громадным влиянием на Бертье, и ей прощались многочисленные развлечения, которые она разрешала себе у него на глазах, так как умела представить их в желаемом свете или же добиться прощения. Маршал Бертье, которого мучил император, часто просил у своего господина, как награды за свою верность, чтобы он простил его за эту дорогую его сердцу слабость. Император раздражался, насмехался, снова принимался за свое, но не мог преодолеть этого упорного сопротивления, которое продолжалось несколько лет. Однако своими словами и просьбами он наконец сломил упорство своего любимца, и Бертье, проливая искренние слезы, согласился жениться на принцессе из Баварского дома, которая была с этой целью привезена в Париж. Их обвенчали в присутствии императора и императрицы. Принцесса была некрасива и не могла заставить своего мужа позабыть о привязанности, которую он сохранил до конца жизни.

Принцесса была очень милой особой, довольно бедной. Ей нравилось быть при французском дворе, и она считала, что сделала хорошую партию. Князь Невшательский, осыпанный дарами императора, пользовался огромными доходами, и эта семья жила в полном согласии. Принцесса осталась жить в Париже и после Реставрации, а также и после смерти маршала, который заболел горячкой по возвращении Бонапарта и, потрясенный этим событием, бросился или упал из окна [171].

В это время император выказал еще яснее, чем прежде, какие монархические идеи развивались у него в голове: он установил майорат. Одни хвалили, а другие порицали этот институт; ему завидовали в известных классах, и в общем он довольно скоро был принят во многих семьях, которые ухватились за эту возможность придать особенное значение старшему в роде и увековечить свое имя.

Архиканцлер передал декрет в Сенат. В своей речи он доказывал, что наследственные привилегии составляют сущность монархии и доставляют новый источник для того, что называют во Франции честью, и что наш национальный характер заставляет нас принять их с радостью.

Затем, чтобы успокоить сторонников Революции, он произнес несколько слов о том, что граждане не перестанут быть совершенно равными перед законом и привилегии, даруемые без различия всем, не вызывают при этом зависти. Сенат принял это новое решение со своим обычным одобрением и отправил императору адрес с выражением восхищения и благодарности. Когда по поводу этого учреждения был издан закон со всеми подробностями, то нашли, что он составлен хорошо. Талейран очень хвалил это новое учреждение, так как вовсе не признавал монархии без аристократии.

Был учрежден совет государственной печати для наблюдения за тем, чтобы при учреждении майората подчинялись установленным для этого законам. Паскье, бывший в то время докладчиком, был назначен главным контролером. Тем, кто имел известные обязанности и занимал видные места в государстве, были даны некоторые титулы. Сначала это вызывало насмешливое удивление. Однако к новшеству быстро привыкли, и, в сущности, все, надеясь получить какое-нибудь отличие, охотно примирялись с этими титулами у других и одобряли их. Мне приходилось тогда слышать, до какой изобретательности дошел император, чтобы доказать всем партиям, что они должны одобрить все, что им создано. Он не пренебрегал никакими фразами. «Я стараюсь упрочить Революцию», – говорил он одним. «Эта промежуточная каста, которую я создаю, вполне демократична, потому что каждый может быть включен в нее в любое время», – говорил он другим. «Она будет поддерживать трон», – уверял он знатных вельмож. Тем людям, которые представляли собой остатки настоящих якобинцев, он говорил: «Радуйтесь, ведь старая аристократия окончательно уничтожена». А к старой аристократии обращался со словами: «Получая новые титулы, вы воскрешаете свои прежние и увековечиваете ваши старые права». Его слушали, ему еще хотели верить. Притом он не давал нам много времени на размышление и увлекал нас всевозможными обольщениями. Когда это бывало нужно, он действовал даже путем насилия, и это можно признать искусной мерой, так как иные люди любят, чтобы на них действовали принуждением.

Вслед за этим учреждением последовало другое, которое казалось внушительным и грандиозным. Я хочу сказать об Университете. Народное просвещение было облечено в твердую и широкую систему, и все относившиеся к нему декреты были результатом великой идеи, как говорили в то время. Позднее с Университетом произошло то же, что и со всем остальным. Бонапарт, при своем деспотизме, скоро сам испугался той силы, которую создал и которая могла бы сделаться препятствием для осуществления того или другого из его требований. Министр внутренних дел, префект, верховная администрация, то есть вся эта система абсолютной власти, вмешивались во все, что касалось университетской корпорации, противодействовали ей, уничтожали ее постановления, когда им казалось, что в этих постановлениях проявлялся хоть малейший дух независимости. И в этом отношении мы являемся скорее красивым фасадом, чем настоящим зданием. Фонтан был назначен ректором Университета. Этот выбор, который все одобрили, вместе с тем наиболее удовлетворял императора, который желал сохранить свою власть над всем и всеми.