Клара Ремюза - Мемуары госпожи Ремюза

Наполеон назначал генерала Гюллена на должности, где более всего требовались преданность и твердость: в 1805 году он был губернатором Вены, в 1806-ом – Берлина, а уезжая в Москву, Наполеон оставил его комендантом Парижа.

Баччиокки был в то время полковником драгун и оставался совершенно чужд общественных дел. У него обнаружилась страсть к скрипке, и он целыми днями музицировал.

Анри де Ла Тур д’Овернь, виконт де Тюренн (1611–1675) – знаменитый французский полководец, маршал Франции; в начале Фронды выступал против кардинала Мазарини совместно с принцем Конде.

Николя Катина (1637–1712) – знаменитый маршал конца царствования Людовика XIV.

Убийство герцога Энгиенского является неисчерпаемым сюжетом для споров между защитниками Наполеона и противниками Империи. Но последние и самые серьезные показания историков и авторов мемуаров ни в чем не противоречат этому рассказу, который носит притом характер искренности и правдивости. Первый консул признал необходимым и приказал совершить убийство, Савари и военная комиссия его исполнили, а Коленкур был бессознательным орудием. Вот выдержка из «Замогильных записок» Шатобриана, которую мне кажется интересным привести здесь, хотя эта книга не принадлежит к числу лучших произведений этого автора и не заслуживает полного доверия. Однако отставка Шатобриана на следующий день после преступления делает, конечно, ему честь. «По поводу ареста герцога Энгиенского состоялось постановление Совета. Камбасерес в неизданных мемуарах утверждает, и я ему верю, что противился этому аресту, но, сообщив о том, что он сказал, он не говорит, что ему отвечали. Притом «Мемориал Святой Елены» отрицает прошения о милосердии, поданные Бонапарту. Пресловутая сцена, когда Жозефина на коленях просила помилования герцога Энгиенского, хватаясь за полы сюртука своего мужа, представляет из себя мелодраматическую сцену, какие придумывают наши баснописцы. Жозефина 19 марта вечером не знала, что герцог Энгиенский должен быть судим; она знала только, что он арестован. Она действительно обещала госпоже Ремюза принять участие в судьбе принца. Только 21 марта Бонапарт сказал жене: «Герцог Энгиенский расстрелян» (П.Р.).

Знаменитые слова Боле о том, что «это хуже чем преступление, это ошибка», – относились как раз к убийству герцога Энгиенского.

После Люневильского трактата (1801 год) Тоскана была превращена в королевство Этрурию и отдана сыну герцога Пармского. После смерти короля в 1803 году престол перешел к его вдове Марии Луизе, дочери Карла IV, а в 1807 году это маленькое королевство было присоединено к Империи, чтобы быть отданным в 1809 году госпоже Баччиокки, которая приняла титул великой герцогини Тосканской.

Наполеон-Ахилл был старшим сыном Мюрата.

Впечатление, полученное обществом, было не так просто, как впечатление обитателей дворца в Сен-Клу. Эти последние привыкли ко множеству вещей, к которым общественное мнение не было приготовлено. Придворные и, в частности, автор этих мемуаров со своими друзьями, не будучи страстными антиреволюционерами, не были также преданы интересам революции и не питали особенного уважения к ее обещаниям. Не будучи роялистами, они были скорее монархистами, чем республиканцами, наконец, они привыкли, благодаря практике, видеть в лице избираемого главы Республики всегдашнего господина, которому надо было повиноваться и нравиться. Для этих переход к Империи был очень легок.

Но Франция была в другом положении. Она была более республиканской в своих идеях, привычках и нравах, чем это думали во дворце. Реакция, страсть к порядку, недоверие к бурям свободы – всё это чувствовали, но считали возможным удовлетворить все эти чувства без монархии, и в особенности без монархии торжественной, наследственной, абсолютной, украшенной импровизированной аристократией и двором из проходимцев.

Было бы наивным отрицать, что тогда совершалось движение против республики и свободы. А между тем новая Франция гордилась новым блеском, который ей доставили победы генерала Бонапарта. Она чувствовала себя поднявшейся после всего того, что во время революции заставляло ее краснеть, она не испытывала ни малейшего желания показываться миру под другим именем. Никакая реальная нужда, никакое угрожающее несчастье, даже никакая фантазия этой изменчивой нации не призывала империи, и успех этого учреждения, которое казалось несколько рискованным фрондирующей и либеральной буржуазии Парижа, был сомнителен до сражения при Аустерлице. Тогда рабство казалось приемлемым, и свободу продали ценой славы (П.Р.).

Это размышление покажется странным, если не вспомнить, что в эпоху Реставрации мало кто решался произносить такие слова, как «империя», «император», даже «Наполеон».

Во времена Реставрации Эмилия Луиза де Лавалетт проникла в тюрьму к мужу, обвиненному в государственной измене, обменялась с ним платьем и осталась в камере. Ему удалось выйти на свободу, а она еще долго оставалась в тюрьме, где сошла с ума. Только в 1822 году Людовик XVIII помиловал беглеца и разрешил ему возвратиться во Францию.

Кажется, автор мемуаров в этой главе, как и в предшествующей, не особенно осведомлен о причине смерти генерала Пишегрю. Сомнение в его самоубийстве было очень распространено, а императору приходилось отвечать за последствия убийства герцога Энгиенского. Со времени этого преступления ему готовы были приписать и другие, на что прежде не отважились бы и самые решительные из его врагов. Однако никак не могли объяснить, почему Наполеон мог желать, чтобы обвиняемый не появлялся перед судом. Тьер определенно доказал, что присутствие Пишегрю при разбирательстве было необходимо. Преступление его было совершенно очевидно, он, несомненно, был бы обвинен и казался вполне заслуживающим осуждения. Пишегрю был человеком, которого можно было бояться. Говорили, правда, что компетентные лица с медицинского факультета доказывали невозможность самоубийства в тех условиях, которые описывали: будто бы он сделал веревку из шелкового галстука, а рычаг – из деревянной подошвы. Но судебная медицина семьдесят лет назад была наукой, основанной на догадках, а последние исследования показали, что самоубийство посредством удушения очень легко и требует очень малых усилий и времени (П.Р.).

С установлением Империи популярная парижская газета Journal des Débats («Журналь де Деба») получила, по распоряжению Наполеона, название Journal de l’Empire («Журналь де л’Ампир»).