Бранимир Чосич - Скошенное поле

Войкан говорил:

— Вон подозрительный. Всегда держит руки в карманах. — Шерлок приказывал Шамроку расследовать, в чем дело.

Ненад отвечал:

— Есть! Но мне нужна помощь.

Войкан-Шерлок задумывался. Потом назначал своему коллеге Ненаду-Шамроку подкрепление в лице Войкана-Шерлока.

— Вас будет сопровождать Шерлок.

— Есть!

Помолчав немного, Войкан переходил на ты и, хлопая Ненада по плечу, говорил:

— Ну как, дружище? Отвратительное мы получили задание. От нашей ловкости зависит жизнь неповинных людей. К делу! Если операция удастся, мы получим новые трубки, это ясно.

— Сначала поклянемся, дружище, — отвечал Ненад, — что будем до гроба верны своему призванию. Твою руку! А новые трубки нам просто необходимы.

Все было предусмотрено заранее. В этом и состояла прелесть игры. Каждый день они начинали с одного и того же ритуала, который всегда казался им новым, потому что задача каждый раз была новой. Подкрадываясь с замиранием сердца к домам и заборам, переговариваясь знаками, которые они отстукивали на водосточной трубе или телеграфном столбе, Ненад и Войкан, возбужденные воображаемыми опасностями, часами преследовали свою жертву. Попадались и глупые жертвы — из дома шли прямо на службу. Тут уж таинственного не было ни капли.

Человек, который постоянно держал руки в карманах, был противный — худой, вылощенный, с жиденькой рыжеватой бородкой и землистым цветом лица, в высоком крахмальном воротничке и лакированных ботинках. Обгоняя его, Войкан как бы случайно скользнул ногой в лужу. Человек посмотрел на свои забрызганные брюки и ботинки и сердито прошипел:

— Берегись… сопляк!

Войкан остановился, вскинул голову и искоса с удивленным видом посмотрел на него. Потом, пожав плечами, шмыгнул вниз по улице. Человек остался на месте с поднятой рукой. Подумав с минуту, он плюнул и пошел дальше.

— Как же ты теперь будешь следить за ним, раз он тебя знает? — спросил Ненад. — Ты все испортил.

— Наоборот. Именно теперь, когда он меня знает… Тонкая бестия. Брюки, как у моего папы — черные в белую полоску. Чиновник, сразу видно.

Чиновник этот был отличной жертвой. Ходил он всегда разными дорогами, в разное время появлялся на главной улице и всякий раз, дойдя до разрушенных ворот в кривой уличке за главной почтой, исчезал прежде, чем Войкан или Ненад успевали это заметить. Ворота вели в узкий проулок между глухой стеной двухэтажного дома и старым, обветшалым, но высоким забором, отделяющим захламленный двор. Тут всегда была какая-то сырость, огромными кучами гнили ящики из-под лимонов и апельсинов, деревянные бочки из-под маслин и всякая рухлядь.

Все было очень таинственно. Другим концом проулок выходил на главную улицу и служил двором какой-то бакалее. Войкан полдня караулил у выхода; человек вошел со стороны улички, но на главной улице не появился. Значит, он исчез где-то здесь. Войкан и Ненад три дня решали эту загадку.

— Входит, а не выходит. Значит, где-то остается. Но где? — После этого заключения, достойного Шерлока Холмса, Войкан решил исследовать проулок.

Где-то на середине, между ящиками они заметили тропинку. Пошли по ней. Она извивалась и как будто никуда не вела. И вдруг за кучей бочек в прогнившем заборе обнаружилась калитка. Шерлок посмотрел на Шамрока.

— Трубки будут наши!

Человек приходил сюда всегда в густые сумерки. Войкан сдвинул несколько ящиков, подкатил бочку и устроил засаду у калитки. Под вечер они забрались туда, дав друг другу слово не разговаривать. Они сидели, скорчившись, под ящиками, а вокруг гудел и бурлил город. Ненаду никогда не приходилось слышать столько разнообразных звуков. Сердце у него громко стучало и готово было выскочить. Время тянулось бесконечно долго. Ненад схватил Войкана за руку, но тот оттолкнул его и приник ухом к земле, чтобы услышать шаги, — о таком способе он вычитал в какой-то книге.

Наконец, в сумерках показался человек. Он быстро подошел к калитке, толкнул ее и скрылся за ней. От волнения Ненад совершенно оглох. Войкан вытащил его из засады. Доползли на четвереньках до забора. Шагов уже не было слышно. Войкан открыл калитку, в запущенном саду, заросшем бурьяном, никого не было. Они двинулись по дорожке, которая вела в густой малинник, и вышли к старой беседке, обвитой засохшим диким виноградом. Дальше дорожка упиралась в другой забор. В одном месте доски были раздвинуты. Заглянули туда. В овражке светилось окно. Дом был приземистый, крыша одним боком почти касалась склона, на котором стоял забор. Они знали этот дом: с противоположной стороны окна всегда были закрыты, шторы спущены. Дом казался необитаемым. Раз только они видели какую-то старуху. С этой же стороны окно было освещено. Узкая дорожка шла вкось по склону и огибала дом. Войкан и Ненад пробрались к окну. Занавески были закрыты неплотно. В окне появилась чья-то тень — голова и руки, — затем исчезла. Послышался приглушенный смех. Тайна, значит, была за окном.

— Подставь спину, а то высоко, — прошептал Войкан. — Так. Не двигайся.

Ненад прислонился к стене, чтоб легче было. Войкан влез ему на плечи и очутился вровень с окном; прижался к стеклу носом.

Ненаду казалось, что Войкан сидит на нем вечность. Спину разламывало, коленки дрожали.

— Ну, видишь? Слезай, не могу больше.

Он пошатнулся слегка, Войкан свалился, но при падении увлек и Ненада. Оба остались сидеть на земле. Над ними из окна струился мягкий, желтоватый свет. Войкан едва выговорил:

— Там… тот человек… я все видел. — Он перевел дыхание. — Это его любовница.

Ненада начало трясти. В жар бросило от стыда. Дыхание участилось. Он поколебался с минуту, но потом любопытство взяло верх.

— Дай поглядеть… Нагнись, подставь спину…

В садике был полный мрак. Хватаясь за выступы в стене, он кое-как дотянулся до светлой полоски в окне. Стоял он нетвердо — Войкан качался; при каждом резком движении у Ненада подгибались колени, по спине пробегали мурашки. Сперва он ничего не мог разглядеть. Потом увидел лампу с матовым колпаком и стол, на котором она стояла. Но все это как в тумане. И больше ничего. Ноги тянули его вниз. Он соскользнул. Разочарованно развел во мраке руками.

— Видел?

— Ничего не видел.

Снова полез Войкан. И сразу задрожал. Ненад чувствовал, как он перебирает ногами. Потом быстро соскочил.

— Скорей. Ты должен посмотреть… хорошо видно.

Ненад опять увидел лампу с матовым колпаком, стол. Но в глубине… по ту сторону стола, освещенная матовым светом, сидела совершенно обнаженная женщина. Она сидела перед зеркалом и, подняв руки, укладывала свои густые, длинные, блестящие, черные волосы. Движения рук были мягкие, голова склонялась под тяжестью волос, белоснежная спина змеилась. Выпрямляясь, она касалась закинутыми руками своего затылка, собирала непослушные пряди, сплетала их и, изгибаясь, смотрелась в зеркало. И тут, заканчивая прическу, женщина обернулась. Она говорила что-то, сверкая зубами, и смеялась, глядя в угол комнаты, где в полумраке виднелась неубранная кровать. Сквозь туман, застилавший глаза, Ненад различил темные кончики полных грудей. У него вдруг перехватило дыхание: женщина застыла. Ненад встретился с ней взглядом, она смотрела ему прямо в зрачки. Он услышал крик и, падая, увидел, как одной рукой женщина прикрыла грудь, другой — живот и сдвинула ноги.