Бранимир Чосич - Скошенное поле

Ненад лежал вверх лицом на краю оврага, подложив руки под голову: прозрачное, бездонное небо медленно плыло между слабо покачивающимися верхушками деревьев. На какое-то мгновение Ненаду показалось, что он склонился над водой вместе с веткой ивы, которая касается поверхности широкой, прозрачной и бездонной реки. Ветка медленно сгибается под его тяжестью. У Ненада закружилась голова, он зажмурил глаза, сжал кулаки и удивился, что не падает, а остается на месте. Вздрогнув, он открыл глаза и увидел, что небо в рамке ветвей по-прежнему спокойно уплывает. Он перевернулся на живот и подпер голову руками. Им овладело необычайное сладостное ощущение, которого он не мог понять и объяснить. Внизу, в зеленой глубине оврага, вымытого потоками, его товарищи и Лела тянули веревку, привязанную к сухому оголенному дереву, стараясь пригнуть его к земле. Ненад видел все это сквозь высокие и хрупкие стебельки аржанца; колеблемые легким ветерком, они щекотали ему лицо. Он посмотрел направо — тут склон оврага переходил в полянку, заросшую высокой травой, в которой белела ромашка и пламенели на солнце первые цветы полевого мака; переливаясь волнами, трава казалась то серебристой, то темно-зеленой. Посреди поляны возвышался раскидистый, суковатый и дуплистый дуб. Над ним, описывая широкие плавные круги, носился ястреб. Ненад еще раз посмотрел на сухую липу, казавшуюся сверху не толще руки, на то, как сгибалась она, поддаваясь усилиям четырех фигурок, тянувших за веревку, и опять перевел взгляд на окружающее. По узенькой дорожке между папоротником двигались колонны рыжих муравьев. Одни, нагруженные, шли в одну сторону, а навстречу им другие, порожнем. Чуть подальше, возле гнилого, замшелого пня, сновали взад и вперед, толкая друг друга, красные букашки с черными пятнышками на спине. Некоторые из них замерли в сторонке, сцепившись попарно, или, что было еще смешнее, тащили друг друга. Ненад сорвал стебелек аржанца и начал дразнить букашек, забавляясь тем, с какой ловкостью одна из них пятилась. Но вдруг ему стало стыдно. Теплота прогретой земли, которую он ощущал всем своим вытянувшимся телом, действовала на него опьяняюще. В чаще заливался соловей, ароматный воздух дрожал от жужжания диких пчел, ос и шмелей. Ненаду и раньше доводилось наблюдать, чувствовать и слушать нечто подобное, но сегодня все воспринималось как-то особенно остро. Ему захотелось запеть, но вместо этого он уткнулся головой в траву, прижавшись к земле, сердце его сильно забилось, и он внезапно ощутил во всем теле необычайное томление.

Треск поваленного дерева оглушил Ненада. Он вскочил и сразу пришел в себя, вспомнил, зачем его сюда послали, и зорко огляделся. Никого не было видно. Он свистнул. Товарищи его, попрятавшиеся было в кустах, опять собрались возле дерева. И Ненад соскользнул вниз по склону, чтобы помочь им разрубить дерево.

Быстро нагрузившись, молча пошли, стремясь как можно скорее и дальше уйти от опасного места.

— Смотрите, собирают!

Женщина, сказавшая это, поднялась с земли, где она завязывала свои рваные шлепанцы, забросила за спину пустой мешок с веревками и продолжала путь.

— Куда вы пойдете сегодня?

— В Ресник, Пиносаву, не знаю, поискать муки, за дровами не пойду, черт с ними!

Отряд Ненада, чтобы избежать моста, где можно было наскочить на патруль, свернул у железнодорожной станции. Миновав разрушенный мраморный павильон, ребята вошли в лесок, потом по деревянному мосту перешли через топчидерскую реку и, обогнув, вышли за оранжереей. Отсюда, оставив далеко вправо дорогу и привычную тропу мимо источника, они направились к школе более трудным и дальним путем.

— Давайте отдохнем немного, — протянул Жика-Воробей. Высокий и худой, он шел, вытянув шею под тяжестью своей ноши; капли пота, выступившие на верхней губе, были похожи на усики.

— Потом. — И Лела зашагала по дорожке.

Начался трудный, крутой подъем. Груз сильнее, чем обычно, оттягивал плечи. Дорожка была узкая, и, пробираясь по ней с ношей, они цеплялись мешками и одеждой за колючий кустарник. Ветки, пригнутые идущим впереди, хлестали, выпрямляясь, следующего сзади.

В этот день их было шестеро: две девушки и четверо юношей. Ненад, как самый младший, шел последним. Сегодня он чувствовал себя удивительно хорошо, несмотря на то, что у него был напряжен каждый мускул. Он наслаждался, слушая птичий гомон в лесной чаще, вдыхая воздух, напоенный крепким запахом смолы, исходившим от сосен, нагретых знойным солнцем. И хотя Ненад задыхался, взбираясь в гору с тяжелой ношей, и дрожал всем телом от напряжения, он все время ощущал прелесть ясного, ароматного утра, находясь среди природы, где дышит любовью все живое.

И даже тяжелое, учащенное дыхание товарищей казалось ему частью всеобщего ликования.

— И ты, сопляк, стой!

Ненад остановился, побледнев как мел. Силы его вдруг оставили, словно ушли через ноги, в которых еще не унялась дрожь. Ноша стала нестерпимо тяжелой, колени подогнулись, и он опустился на дорогу. Солдаты подходили к каждому, осматривали дрова, ощупывали мешки в поисках спрятанного оружия. Под акацией лежала целая гора отнятого топлива, а чуть подальше сбились в кучу пойманные сборщики дров. На противоположном холме виднелся Белград — он сверкал и искрился, без теней и красок, залитый полуденным солнцем. В глубокой низине торчала грязная труба бездействовавшей паровой мельницы Вшетечкого. Солдат обыскал Ненада и, сжалившись над мальчиком, который дрожал с головы до ног, развязал ему веревки. Другой солдат обыскивал в это время Лелу. Она стояла неподвижно, хмурая, осунувшаяся, стиснув губы. Солдат осмотрел мешок и вязанку, потом, круто повернувшись, рванул девушку за руку и стал ощупывать блузку и юбку.

— А, сукина дочь!

Ненад успел увидеть только, как сверкнули две худенькие ляжки, — Лела уже лежала на земле, прикрывая голые ноги разорванной юбкой.

— Сукина дочь! Топор в юбке!

Среди задержанных женщин началось движение.

— Не бей девушку…

Потемнев в лице, солдат резко оглянулся.

— Цыц!

С минуту глаза его бегали по лицам сгрудившихся, сразу притихших женщин, а потом, весьма довольный собой, он приказал строиться.

Ненад больше не жалел ни о топливе, ни о напрасном труде. Он даже перестал бояться. Главное теперь — убежать. Но как? Не беда, если придется разбивать камни или ночевать в подвале, ведь тут все его товарищи — и Жика-Воробей, и Мика-Косой, и Миле-Голован, и другие — все свои, лишь бы как-нибудь дать знать о случившемся Ясне. А их вели по таким местам, где трудно было встретить кого-либо из знакомых. Потому он и хотел бежать.

Около Карагеоргиевического парка женщин отделили в особую группу и погнали к площади Славии, а мужчин — мимо церкви святого Саввы — в Макензиеву улицу и оттуда, по Курсулиной, до виллы Боторича. Здесь уже ждала другая группа мальчиков двенадцати — пятнадцати лет. Группы соединили, пригнали к Резервуару у Смедеревской заставы и заперли в каком-то дворе. Ненад прильнул к ограде, все еще не теряя надежды увидеть кого-нибудь, через кого можно было бы известить и успокоить Ясну. Окидывая взглядом окрестности, он решил, что сумеет убежать, даже если они останутся ночевать во дворе: место было пустынное, близко подступали поля, засаженные подсолнечником, в котором удобно было укрыться.