Джакомо Казанова - История моего бегства из венецианской тюрьмы, именуемой Пьомби

Под мраморным полом, как я и предполагал, я обнаружил новую доску. Она должна была быть последней, иначе говоря, первой по порядку в кровле любого помещения, потолок которого поддерживается балками. Чтобы сломать эту доску, потребовалось приложить гораздо больше усилий, поскольку отверстие достигало уже десяти дюймов в глубину. Я ежеминутно полагался на милосердие Божье. Вольнодумцы, утверждающие, что от молитвы нет пользы, сами не знают, что говорят: я уверен, что всякий раз, помолившись Богу, чувствовал себя сильнее. Что еще требуется, чтобы признать пользу молитв? Некоторые утверждают, что подобный прилив сил есть не что иное, как природное воздействие материи, окрепшей от веры в действенность молитвы, и что это происходит безо всякого вмешательства Бога. Я на это отвечаю: если веришь в Бога, он должен вмешиваться во все. Те, кто исповедует какую-либо религию, способны свершить большее, чем люди неверующие. Первые мало в ней разбираются, зато последние вообще ничего не понимают. Итак, продолжим.

Двадцать пятое июня — праздник, который отмечает только Венецианская республика; и делает она это в память о чудесном явлении в конце одиннадцатого века евангелиста святого Марка в символическом образе крылатого льва в церкви дожа; это событие показало мудрому Сенату, что пришло время поблагодарить святого Теодора, вспомоществование которого не было столь велико, чтобы помочь Сенату в расширении территории, но вместо него сделать своим заступником святого ученика апостола Павла или святого Петра, которого, как утверждал Евсевий, ниспослал ему Господь. В тот же самый день в три часа пополудни, сбросив с себя всю одежду и обливаясь потом, лежал я, растянувшись на животе, и трудился над дырой при свете зажженной лампы, как вдруг послышался лязг засова первой ведущей из коридора двери. Какая минута! Я задуваю лампу, оставляю в дыре инструмент; бросаю туда же салфетку; вскакиваю на ноги; спешно ставлю основание кровати в альков; сверху бросаю тюфяк и матрасы и, поскольку времени постелить простыни не остается, в изнеможении валюсь на кровать в тот самый миг, когда Лоренцо открывает мою камеру. Промедли я еще секунду, и он бы застиг меня на месте преступления. Лоренцо чуть не наступил на меня, но я успел закричать. Он отпрянул к двери, согнувшись в три погибели, патетически восклицая: «О господи! Как мне вас жаль, сударь, здесь жарко, как в раскаленной печи. Вставайте и возблагодарите Бога, он посылает вам прекрасную компанию. Входите, входите, любезнейший синьор». Этот наглец не обратил внимания на мою наготу, и вот любезнейший уже заходит, обойдя меня, в то время как я, не сознавая, что делаю, собираю простыни, кидаю их на кровать и нигде не могу найти рубашку, в которую мне следовало бы облачиться, соблюдая правила приличия. Этот новичок решил, что попал в преисподнюю. Лица его я еще не видел, но услышал полный отчаяния голос: «Где я? Куда меня загнали? Какая жара! Какая вонь! Кто здесь со мной?» Тогда Лоренцо вывел меня за дверь, велел надеть рубашку и ступать на чердак. Но прежде он сказал новому гостю, что получил распоряжение отправиться к нему домой за постелью и всем, что он закажет, а до его возвращения он может прогуливаться по чердаку в моем обществе, дверь в камеру пока будет открыта, воздух станет свежее, и неприятный запах выветрится, на самом деле это всего лишь запах горелого масла.

До чего же я удивился, услышав про запах масла! Разумеется, он шел от лампы, которую я потушил, не сняв нагара. Лоренцо не задал мне по этому поводу ни одного вопроса: значит, он обо всем знал; еврей все ему доложил. Как я был счастлив от мысли, что больше ему нечего было рассказать моему тюремщику! В эти минуты я даже слегка зауважал Лоренцо.

Надев другую рубашку, кальсоны, чулки и легкий халат, я вышел из камеры. Новый узник писал карандашом список необходимого. Увидев меня, он первый произнес: «А вот и К***»; я тотчас же узнал в нем аббата, графа Ф*** из Брешии, человека весьма обходительного, лет на двадцать старше меня, довольно богатого и весьма желанного гостя в любом обществе. Он обнял меня, и, когда я сказал, что готов был встретить в тюрьме кого угодно, но только не его, он не сумел сдержать слез, при виде которых я тоже расплакался. Наконец он отдал свои распоряжения, и мы остались вдвоем.

Я ему сказал, что если он хочет сделать мне приятное, то, когда доставят его постель, я предложу ему поставить ее на место моей, но прошу его отказаться от моего предложения; вторая любезность с его стороны — не просить подметать камеру; я пообещал, что на досуге объясню ему, в чем дело. Я рассказал ему по секрету, что неприятный запах шел от лампы, которой я пользовался в обход всех правил, и что я задул ее, не сняв нагара, поскольку граф появился столь внезапно, что у меня на это не оставалось времени. Он пообещал выполнить все мои пожелания и выразил огромное удовольствие, что его поместили вместе со мной. Он сказал, что никто не знает, в чем меня обвиняют, и поэтому все гадают, какое же преступление я совершил.

Многие утверждали, будто я основал новую религию и государственные инквизиторы арестовали меня по требованию церковной инквизиции. Другие говорили, что госпожа Л. М. через кавалера А. Мок*** убедила трибунал арестовать меня, поскольку своими рассуждениями в духе ультрамонтанства [63] Ультрамонтанство — направление в католицизме, добивающееся неограниченного права Папы Римского на вмешательство в религиозные и светские дела любого государства. я сбивал с религиозного пути истинного ее трех сыновей, первый из коих ныне настоятель собора Святого Марка, а двое других являются членами Совета десяти. Некоторые полагали, что советник Ант. С***, бывший государственным инквизитором во время моего ареста, а также патроном театра Сант-Анжело, заключил меня в тюрьму как нарушителя общественного покоя, поскольку я освистал комедии аббата Кьяри [64] Кьяри Пьетро (1711–1785) — автор многочисленных комедий в стихах, пользовавшихся успехом у аристократической публики, которой импонировали его насмешки над великим итальянским просветителем К. Гольдони. , будучи связан с кликой N. Н. [65] N. Н. (Nobil Homo) — «благородный человек» — титул, отличающий людей благородных от остального населения и зависящий не столько от давности рода, сколько от официальной записи в книге браков и рождений. и с Маркант Дз., главой партии Гольдони. Никто не сомневался, что, не окажись я в тюрьме, я бы отправился в Падую, чтобы убить этого аббата.

Хотя все эти обвинения были чистым вымыслом, они имели под собой некоторые основания и поэтому звучали правдоподобно. Религия не настолько занимала меня, чтобы я хотел основать новое учение. Трое многоумных сыновей госпожи Л. М. были скорее созданы, чтобы обольщать других, а не для того, чтобы самим быть обольщенными, а что касается господина М. де Конд., то, решив посадить в тюрьму всех, кто освистал пьесы Кьяри, он взвалил бы на себя непосильный труд. Что же до этого аббата, я и впрямь говорил, что собираюсь поехать в Падую, чтобы его убить, но отец Ориго, знаменитый иезуит, успокоил меня, намекнув, что я могу отомстить за то, что он высмеял меня в своем плохом романе, сделав это так, как подобает доброму христианину. Он велел во всеуслышание восхвалять аббата в кафе, где тот был завсегдатаем. Я последовал его совету, и месть удалась. Стоило мне сделать ему комплимент, как окружающие начинали в ответ иронизировать и ядовито высмеивать аббата. Я восторгался тонкостью методов отца Ориго.