Автор неизвестен - Замок Альберта, или Движущийся скелет

— Чтоб сам ад пожрал тебя, проклятый негодяй! — возразил Гримоальд. — Долго ли тебе над нами издеваться?

— Ты, кажется, слишком разгорячился; но река отсюда близко: вскочи в нее и простуди жар свой.

— Дерзкий насмешник, если ты не покажешься, то клянусь, что не избежишь моего мщения.

— Взойди лучше сюда, господин Гримоальд-мститель, ступай разгонять крыс и нетопырей!

Невозможность достать этого забавного досадчика наполнила Гримоальда свирепостию.

— Тише, тише, любезный рыцарь, умерь вспыльчивость свою; тебе должно еще поберечь свою храбрость для поисков над духами, которыми толико славишься.

Гримоальд почти задыхался от бешенства. Правда, и находился он в положении не очень приятном, будучи посреди ночи и при великом холоде; но его бесполезный гнев и смешные угрозы против неприятеля, которого не мог ни видеть, ни достигнуть, показались столь забавными герцогу и сир Раймонду, что, хотя они и сами находились в равных обстоятельствах, но не могли удержаться от смеха, чем самым еще в большую привели свирепость мстителя.

— Ежели я поймаю тебя, трусливый плут, — вскричал он диким голосом, — то сверну тебе шею без всякой пощады!

— Доброго вечера великому Гримоальду-мстителю, — сказал голос, который казался отзывающимся близ его.

Гримоальд оборачивался во все стороны, рассекая тщетно воздух мечом своим и не думая, что может поразить своих сотоварищей, которые на сей раз успели от него отскочить. Подвигаясь непрестанно вперед и махая мечом, вдруг втюрился он в болото довольно глубокое, так что почти совсем в него окунулся. Кричал, чтоб помогли ему, но, как между тем не переставал действовать руками, то товарищи не рассудили к нему подходить, и беспрестанное его движение лишь более погружало его в тину.

— Эта ловля духов очень забавна, — сказал Раймонд.

Рассвирепевший Гримоальд продолжал все еще карабкаться, будучи оставляем в сей купальне сотоварищами своими, доколе не усмирится, как между тем несколько голосов запели около них следующие слова:

По окончании сего пения слышан был жалостный вой. Гримоальд-мститель уверял уже тогда, что он не пошевелится, только бы герцог и Раймонд подали ему руки и вытащили из болота. Они оказали ему эту услугу, и коль скоро он освободился, то те же голоса продолжали пение:

— По чести, — сказал Раймонд, смеясь, — вот самые забавные духи, каких я нигде еще не видывал: даже и на нашем острове нет таких весельчаков.

Хотя в первых движениях удивления, преодолевших умственные силы, герцог ощутил некоторую робость, но при всем том он имел столько здравого рассудка, чтобы не верить привидениям. Будучи не подвержен суеверию своего времени, питал он глубокое презрение ко всем таковым нелепостям, и несколько было еще ему приятно, что немного подурачили Гримоальда, которого грубые поступки начинали становиться наглыми. Он предполагал, что вся эта шутка устроена служителями замка, которые, конечно, подслушали, когда сговаривались они к посещению пустого отделения.

Гримоальд упрекал герцога, говоря, что он нарочно велел сыграть с ними эту комедию.

— Очень легко доказать несправедливость твоих подозрений, — отвечал ему Альберт, — ибо, ежели бы ты от страха не уронил лампады из рук, то мы с помощию ее вышли бы благополучно из комнаты; а теперь нечего более делать, как дожидаться рассвета, тогда увидим, где находимся и куда должно идти.

Ночь показалась очень долгою нашим искателям приключений; они дрожали, бранили сами себя и смеялись попеременно. Наконец восходящая заря уверила их, что они действительно находятся, как предполагал Раймонд, позади замка и шага за два от реки. Тщетно искали они отпертых ворот, коими вышли, и даже не могли приметить ни малейшего их признака. Раймонд начал опять смеяться приключению их, и уговаривал герцога в следующую ночь послать вновь Гримоальда для ловли духов. Болото, в котором он купался, был тинистый ров, окружающий старую часть замка и соединяющийся с рекою.

Они вошли тихо в замок, не быв ни от кого примеченными, исключая привратника, чрезмерно удивившегося тому, как они могли выйти, но герцог приказал ему хранить молчание.

Теперь, любезный мой Жакмар, — продолжал Гродерн, — ты известен о всем том, что мог я тебе вверить; мне должно удалиться. Альберт скоро прибудет сюда; не теряй бодрости и докажи невинность свою ясными и спокойными ответами на все вопросы, которые станут тебе делать; старайся говорить не торопяся на тот конец, чтоб не позабыть того, что отвечал на первые допросы, и дабы не разбиться в речах, когда будут спрашивать два раза об одном предмете. Говори истину и ответы твои никогда не будут между собою розниться.

Гродерн удалился, и несколько спустя прибыл герцог Альберт и Брюншильда со всею их свитою. Альберт велел отпереть церковь с тем, чтоб в притворе ее учинить допрос обвиняемым.

— Это дело, — говорил он, — не может опорочить сего святого места, ибо, когда предмет оного состоит в том, чтоб обвинить или оправдать человека, то должно просить Бога, да озарит свыше слабые наши способности. Всяк из нас должен принимать в том участие, и церковь есть удобнейшим местом для приведения на память судиям о святости их обязанностей и о преступлении, в котором учинятся виновными, коль скоро допустят действовать в себе пристрастию или хотя несколько покривят весами правосудия.

Следуя сему, ввели в притвор Жакмара, Эдгара, жену Гродерна и малых детей. Герцог, увидев сих последних, спросил:

— Неужели и эти малютки могут почесться участниками в преступлении?

— Конечно, — вскричала Брюншильда, — должно истребить все это проклятое отродие.

— Отведите их, — сказал герцог, — они не могут быть виновны, почему я наперед их освобождаю.

Тогда радостная улыбка блеснула на унылом лице Жакмара; слезы признательности потекли из глаз его, и он, повергнувшись на колени, благодарил своего владетеля.

— Встань, молодой человек, — сказал ему Альберт, — я прибыл сюда оказать правосудие; дети же твои не могут почесться преступниками, хотя бы они и омочили руки свои в крови Конрада; ибо настоящий преступник есть тот, кто с намерением производит злодеяние, зная закон, который нарушает.