Автор неизвестен - Замок Альберта, или Движущийся скелет

— Я, может быть, принужу вас мне отвечать, когда до того допустите, — говорил Эдвард, — и заставлю раскаиваться в своей надменности. Итак, вопрошаю вас еще, кто эти две особы?

— Увы! — отвечала она, трепеща о участи покровительствуемых ею. — Это бедные путешественники. Они пришли просить моей защиты и убежища на несколько дней от гонения своих врагов и от жестокости погоды. Один из них привел больную свою жену, которая того же дня скончалась. Неужели должно быть столь бесчеловечной, чтоб выгнать их за ворота, не дав несколько времени успокоиться несчастному, лишившемуся жены своей?

— Я повелеваю вам объявить, сударыня, где скрывается Гродерн.

Сказав сии слова свирепым голосом, Эдвард выхватил кинжал и грозил пронзить им сердце игуменьи, которая, не устрашась нимало сей грубости, приняла величественный вид и бросила на него взор, вогнавший краску в лицо его.

— Хотя уже вы учинили насилие сему священному убежищу, — сказала она ему, — но я не думаю, чтоб осмелились убить меня публично. Впрочем, объявляю вам, что главнейший предмет вашего гонения находится в безопасности от свирепости вашей. Другие двое требуют моей защиты; я приняла их под оную, и повелеваю вам сей же час отсюда удалиться.

Поелику приказ Герцога не предписывал до такой степени употреблять силу, то Эдвард понизил голос. Но однако же настоял еще, чтоб выдали ему двух ложных монахов. Игуменья не соглашалась, и он не смел схватить их насильно. Покровительница их говорила, что она их не выдаст, доколе не представят ей ясных доказательств их преступления, и повелевала в другой раз Эдварду с сопутниками его удалиться из монастыря.

Твердость игуменьи привела в робость Эдварда, и он вышел с сообщниками своими, изрыгая тьмы укоризн, угроз и проклятий.

По удалении их монахини возвратились в свои кельи, а двое беглецов к огню. Гродерн был еще в отсутствии и не не показывался до другого дня. Они немало об нем беспокоились, и как все догадки, коими мучили по сему случаю воображение свое, были тщетны, то старались искать во сне успокоения в сей неизвестности.

На другой день Гродерн пришел к самому завтраку. Любопытный Жакмар столь был нетерпелив узнать о происшедшем в замке, что закидал его вопросами, не давши времени проглотить куска. По окончании завтрака Гродерн уведомил его, что он, бывши сокрытым в безопасном месте, может в полной мере удовольствовать его любопытство.

— Я начну повесть свою, — сказал он ему, — с того предмета, на котором вчера остановились, то есть с отделения замка, обитаемого духами или привидениями, ибо, ежели наперед стану отвечать на первые вопросы, то ты не будешь столь спокоен, чтоб выслушать мои ответы на последние.

После ужина герцог притворился нездоровым так, как условился о том с рыцарями, и сказал, что имеет нужду ранее предаться покою. Брюншильда казалась довольною сим известием, что не сокрылось от наблюдения герцога, хотя он и не понимал тому причины. Она не замедлила удалиться, чему последовало и все общество. Двое рыцарей, будучи уверены в подложной болезни герцога, ожидали его, каждый в своей комнате, большую часть ночи, но тщетно; он не явился. Наскучивши долгим ожиданием, принуждены были лечь, предполагая, что какие ни есть особые причины побудили герцога не устоять в своем слове. Сии предположения усугубили в Гримоальде желание исследовать дело, которое начинало казаться ему подозрительным.

Герцог не заслуживал никаких с сей стороны упреков: он и действительно, чувствуя в себе усталость и расслабление, бросился в постелю в ожидании, пока все служители замка успокоятся; но вдруг объят был глубоким сном, и, проснувшись уже на рассвете, немало удивился, увидев себя в постели во всей одежде прошедшего дня; потом, несколько спустя, вспомнил уже, что накануне после ужина чувствовал расслабление во всех членах своих и великую склонность ко сну. Стыдясь, что не сдержал слова своего пред рыцарями и будучи уверен, что они почтут поступок сей умышленным для них оскорблением, подошел он к ним с видом смущенным и расстроенным. Их угрюмость и ничего не значащие ответы на его учтивости оправдали его предположение. Они объявили ему, что намерены вскоре оставить замок, к чему и приготовляются, согласившись наперед между собою не удаляться от окрестностей его, доколе не обнаружат и не обнародуют о истинной причине таинственного заключения отделенных оного комнат.

Герцог, отведши их в особую комнату, рассказал им без сокрытия о всем, с ним случившемся, присовокупив к тому, что с некоторого времени подвержен часто подобным усыплениям, которые кажутся ему необычайными. Наконец, согласились они отложить отъезд свой до другого дня, а в следующую ночь исполнить непременно то предприятие, о котором накануне условились.

В продолжение предшедшего дня герцогиня была пасмурна и задумчива по причине той, что герцог колебался дать приказание к учинению поиска в монастыре; но неотступное настояние Брюншидьды одержало верх, и вы были свидетелями, с какою наглостию служители ее исполнили сие повеление. Когда же узнала, что вас нашли и не привели, тогда бешенство ее вышло из границ и, будучи наедине с Эдвардом, своим нынешним любимцем, клялась жестоко отмстить игуменье за то, что осмелилась вам покровительствовать; но гнев ее проистекал более от того, что им не удалось меня найти.

Здесь Жакмар, не возмогши преодолеть привычки своей к вопросам, спросил, какую Брюншильда могла иметь причину питать столь непримиримую ненависть к бедному старику, который, по-видимому, не заслуживал никакого со стороны ее внимания.

— На сей вопрос могу я частию ответствовать, — сказал Гродерн. — Молодость и красота Эдгара возбудили порочные ее желания. Она вознамерилась включить его в число первейших своих служителей, присылала за ним ко мне неоднократно; но я не отпускал его, принимая всегда с холодностию и презрением ее посланных; наконец, предложила она ему место садовника в замке, от которого не можно уже было отказаться, не подвергнув себя ее мщению, и притом же, сию должность предпочитал я всем прочим, надеясь, что она отдалит его от нее. Итак, я его отпустил; но он вскоре приметил, что это место еще более других подвергало его весьма часто находиться с нею наедине. Под предлогом прогулки или искания растений, прерывала она упражнения Эдгара, и должно было ему по прихотям ее всюду за нею следовать. Странные ее распоряжения в саду и не соответствующие ни свойству земли, ни временам года затеи, доказывали ясно, что не улучшение растений или охота к садоводству были причиною таковых перемен. Эдгар нередко в рассуждении сего делал ей должные с своей стороны предложения, которые принимала она с величайшею благосклонностию, и старалась всегда, сколько возможно, продолжить свои с ним разговоры. Наконец, отличные знаки милостей ее учинились столь явными, что Эдгар не мог уже более сомневаться в источнике, от которого они проистекали. Он всегда мыслил с худой стороны о Брюншильде, и был ежедневным свидетелем грубых ее поступков и ненависти к Гильдегарде. Характер матери с характером дочери делали весьма разительную противоположность, и отвращение его к первой умножалось по мере удивления, возрастающего к последней.