Илья Штемлер - Архив

– Напутала, – оправдывалась Константинова, – Говорит с каким-то акцентом. Нину Васильевну, а получается вроде Сидорова.

«Янссон», – мелькнуло в голове Чемодановой.

Аппарат висел на стене у самой входной двери. Старый, с гнутой ручкой, перемотанной голубой изолентой, с двумя звонковыми чашечками на корпусе. Его давно предлагали заменить, но соседи не соглашались, аппарат работал на славу. Чемоданова сняла трубку, что висела на гвозде под аппаратом, и тут торопливость оставила ее. Пальцы отяжелели, потеряли гибкость, словно на морозе.

– Господин Янссон? – волнуясь, произнесла она в трубку. – Слушаю вас.

– Добрый вечер, – спокойно, даже суховато отозвался Янссон. – Я купил билет на Москву, на семь утра… И хотел бы вас сегодня увидеть.

– Но… я не готова, – помедлив, ответила Чемоданова. – У меня уборка.

– Что? – переспросил Янссон.

– Вам, наверно, не понять.

– Тем более интересно.

– Словом, я не могу… И нет настроения куда-либо идти.

– Очень хорошо. Я сам приду, – ухватился Янссон. – Как вас найти? Дом я запомнил, а дальше?

Любопытство не подчиняется благоразумию, и в этом его сиюминутная упоительная сладость.

– Четвертый этаж. Квартира пятнадцать. Три звонка, – азартно проговорила Чемоданова и добавила: – Только не раньше, чем через два часа.

Она вернулась на кухню. Все разошлись, лишь на плите Майи Борисовны посапывал чайник.

Быстро завершив мытье пола, Чемоданова перешла в ванную комнату, ужасаясь мысли, что Янссон сюда заглянет. Азарт ее не оставлял, она почувствовала даже злорадство. Вспомнила, с какой брезгливостью возвращался каждый раз в комнату Рудольф. Его белобрысое, типично немецкое лицо с рыжими короткими ресницами в такие минуты казалось заплаканным… «И черт с вами, – яростно бормотала Чемоданова. – Подумаешь, аристократы». Она вытерла ржавые потеки на треснувшей раковине, задвинула в угол стиральную машину Сидорова. Прочнее укрепила санки Константиновой, что могли сорваться со стены на чью-нибудь голову. Константинова зимой возила на них из магазина продукты… Ванну трогать Чемоданова не стала, бесполезно бороться со стойкой желтизной бывшей эмали. Да и никто ванной не пользуется, только душем, когда дают горячую воду. Потом принялась за полку с шестью разноцветными мыльницами. Лишь мыло Сидорова лежало в черепке от блюдца. Ничто так не обескураживает в коммунальных квартирах, как вид этих пластмассовых мыльниц с обмылками.

Свою сменщицу Чемодановой приглашать не пришлось, та сама вышла за чайником.

– Что? Уже?! – удивилась Майя Борисовна.

– Да, – ответила Чемоданова. – Стерильная чистота, – она знала, что Майя Борисовна принимает дежурство без придирок. Одно время Чемоданова сдавала дежурство Сидорову, вот кто трепал нервы, каждый уголок вынюхивал, совал свое маленькое личико чуть ли не в унитаз, душу вытягивал.

– Зачем вы тронули его стиральную машину? – Майя Борисовна заглянула в ванную комнату. – Начнет зудеть. Ставлю вам четыре, – вздохнула Майя Борисовна. – Понимаю, вы очень спешите, может нагрянуть человек.

Чемоданова стянула платок и встряхнула головой. Заклацали бигуди, топорщась в разные стороны, словно елочные пушки. Она смотрела на Майю Борисовну и лукаво молчала.

– У вас есть чем накормить человека? Чтобы не ударить лицом в грязь? – еще раз вздохнула Майя Борисовна. – Или опять ваши жареные пельмени?

– Что вы! – дурачась ответила Чемоданова. – Самый деликатес. Я и сама их люблю.

На этот деликатес надоумила ее подруга Маргарита, переводчица Интуриста. Обычные сибирские пельмени, пачка – полтинник. Главное, не надо их предварительно варить, а сразу жарить, не жалея масла, до розового цвета. Становятся хрустящие и сочные. Ни в каких заграницах нет подобных дивных пирожков. И еще тертую редьку с помидорами и сырым луком на постном масле. Пальчики оближешь. Только где их взять, помидоры? Сезон закончился, а на рынке до десяти рублей, особенно не разгонишься…

– Где вы брали пельмени? – подозрительно спросила Майя Борисовна. – В гастрономе у вокзала? Или на Речном проспекте?

– На Речном, – ответила Чемоданова.

– Тогда еще ничего. Люди брали у вокзала, имели неприятности с животом. Даже по телевизору удивлялись, – Майя Борисовна умолкла, прислушалась. – Кажется, звонят в дверь? Именно к вам.

И Чемоданова слышала три коротких нервных звонка. Неужели нагрянул Янссон? Не прошло и часа. Тем более Чемоданова не привела себя в порядок. Растерянность и недовольство отразились на ее лице.

– Пригласите человека ко мне. Пусть посидит, остынет, пока вы причепуритесь, – предложила вслед Майя Борисовна. – Найдется и стакан чая с вареньем.

Чемоданова шла по коридору, клацая бигуди, точно кастаньетами. Скажу, пусть погуляет по улице. И все! Не терплю нахалов… А не послать ли вообще этого типа куда подальше? А?! Так и сделаю, клянусь матерью. И все, все! Как ни странно, клятва ее успокоила, придала поступку уверенность единственного и обдуманного решения.

– Кто?! – спросила она, радуясь тому, что не испытывает сейчас к Янссону ни малейшего влечения, и слава богу.

И услышала в ответ голос Шурочки Портновой.

Портнова ввалилась не одна, а со своим Вовкой, мальчишкой лет пяти, крикливым и непоседливым. К тому же плаксой…

– Что ты на меня так смотришь?! – воскликнула Портнова, едва приоткрылась дверь. – Мы же договорились.

Вовка, живо работая локоточками, ужом пролез в щель между Чемодановой и дверным стояком и с воем дунул вдоль коридора, словно за ним гнались псы.

– Куда его понесло? – всплеснула руками Портнова.

– Тебя надо спросить, – едва разжала губы Чемоданова.

– А-а… Черт с ним! – решила Портнова. Вошла в прихожую и принялась подпрыгивать, стаскивая с плеч свой невзрачный плащишко. При этом на всю прихожую раздавались щелчки и скрежет. – Представляешь? Меня собирались уволить с работы!

Заявление было столь неожиданным, что Чемоданова на миг растеряла все недовольство. Портнова прошла в комнату и тотчас повалилась в кресло, старое, скрипучее, с продавленным сиденьем. Она любила это кресло. «В нем спокойно, – объясняла она свою привязанность. – Можно списать на кресло хруст моих костей». А кости и впрямь хрустели у нее на удивление громко. Болезнь какую-то перенесла, вся смазка стерлась…

– Ты помнишь шухер, что поднял Толька Брусницын? – спросила Портнова. – В магазине «Старая книга». Из-за писем графа Строганова… Наша Софочка рвала и метала. Наконец нашла где-то у Нижнего рынка квартиру человека, от которого шли круги. Явилась с милицией, учинила допрос. Тот испугался и указал на своего товарища, который работает в ксерокопировальной лаборатории, – Портнова умолкла, прислушиваясь к звукам, что доносились из глубины квартиры.