Исаак Башевис-Зингер - Страсти и другие рассказы

Прошло еще пять минут, а дверь все не открывалась. Я опять бросился вниз, на ходу воображая, как бы поступил с этой бессердечной женщиной, если бы обладал неограниченной властью. Когда я оказался в холле, диван уже вынесли на улицу. Я увидел мистера Брауна председателя нашего домового комитета, и сбивчиво рассказал ему о своем бедственном положении. Его взгляд выразил полнейшее изумление:

— Нет, никто не звонил. Пойдемте, я дам вам ключ.

Грузовой лифт был свободен, и я поднялся к себе на одиннадцатый этаж. Открыв дверь, я обнаружил, что Элизабет Абигель де Соллар без туфель, с мокрыми спутавшимися волосами, бледная, как полотно, лежит на диване в гостиной. Я едва узнал ее. Она выглядела намного старше — ей можно было дать все пятьдесят. Под головой у нее лежало полотенце. Она поглядела на меня с молчаливым укором — как жена на мужа, который бросил ее больную и одинокую, а сам отправился развлекаться. Я почти закричал:

— Дорогая Элизабет, идите домой к мужу! Я уже слишком стар для всего этого.

Она обдумала мои слова и грустно сказала:

— Если вы хотите, чтобы я ушла, я уйду, но только не к нему. С ним и с матерью все кончено. С этого дня я одна в мире.

— Куда вы пойдете?

— В гостиницу.

— Вас не зарегистрируют без багажа. Если у вас нет денег, я бы мог…

— У меня есть с собой чековая книжка, но почему мне нельзя остаться у вас? Я не очень здорова, но это не органика, а только функциональное нарушение. Это все из-за них. Я умею печатать, стенографировать. Ах, я забыла: вы же пишете на идише. Идиш я не знаю, но могу выучить через какое-то время. Моя мать разговаривала на идише с бабушкой, когда хотела, чтобы я не могла понять, о чем они говорят, и я запомнила довольно много слов. У меня есть вегетарианская поваренная книга я могла бы готовить для вас.

Я молча смотрел на нее. Да, она определенно была моей родственницей — я чувствовал родные гены. Мысль о том, что наша совместная жизнь фактически была бы инцестом, мелькнула в моей голове — незваная, одна из тех нелепых мыслей, что приходят Бог знает откуда и поражают своей фантастической неуместностью.

— Да, конечно, звучит соблазнительно, но, к сожалению, это невозможно.

— Почему? Наверное, у вас кто-то есть. Да, я понимаю. Но почему бы вам не завести служанку? Я могла бы и убираться, и готовить. Ваша квартира совершенно неухоженна. Вы, наверное, обедаете в кафетериях. У себя дома я совсем не занимаюсь хозяйством, но это просто потому, что мне не хочется. На самом деле я многое умею. Мать заставила меня пройти курс домоводства. Я стала бы работать на вас бесплатно. Мои родители очень богаты, а я у них единственная дочь. Я не нуждаюсь в деньгах…

Я собрался ответить, но тут раздался резкий звонок в дверь. Одновременно зазвонил телефон. Я поднял трубку, объяснил, что звонят в дверь, и бросился открывать. Сомнений быть не могло — передо мной стоял Оливер Лесли де Соллар — долговязый, тощий, с длинной шеей и вытянутым лицом, с жидким венчиком бесцветных волос вокруг лысины, в клетчатом костюме, в рубашке с жестким воротником и при узком галстуке, завязанном совсем узким узлом, — похоже одевались когда-то варшавские франты. Я кивнул ему и вернулся к телефону. Я был уверен, что это снова мать Элизабет, но вместо этого услышал суровый мужской голос, который назвал мое имя и потребовал, чтобы я подтвердил, что это именно я. Затем он внушительным официальным тоном заявил:

— Меня зовут Ховард Уильям Мунлайт, я представляю интересы миссис Харвей Лемкин, матери миссис Элизабет де Соллар. Я полагаю, что вы…

Я перебил его:

— Господин де Соллар у меня. Сейчас он поговорит с вами!

Я кинулся к двери, где по-прежнему стоял мой посетитель, вежливо ожидая приглашения войти, и закричал:

— Господин де Соллар! С прихода вашей жены не прошло и двух часов, а здесь уже настоящий ад! Мне уже угрожали по телефону сначала вы, потом ваша теща, а теперь ее адвокат. У вашей жены был припадок эпилепсии и Бог знает что еще. Мне неприятно это говорить, но мне не нужна ни ваша жена, ни ваша теща, ни ваш адвокат, ни весь этот бедлам! Сделайте одолжение, заберите ее домой, иначе я…

Тут я осекся. Я хотел сказать, что вызову полицию, но слова словно застряли у меня в горле. Оглянувшись, я, к своему удивлению, увидел, что Элизабет бормочет что-то в телефонную трубку, не отрывая взгляда от меня и моего незваного гостя, который тонким голосом, странно не соответствующим его рослой фигуре, произнес буквально следующее:

— Боюсь, что здесь какое-то недоразумение. Я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете. Меня зовут Джефри Лившиц. Я профессор литературы Калифорнийского университета и большой ваш поклонник. В этом доме живет мой приятель, который тоже является вашим постоянным читателем, и, когда я сегодня, сидя у него, заговорил о вас, он сказал, что вы его сосед. Я хотел позвонить, но не нашел вашей фамилии в телефонной книге и решил, что позвоню прямо в дверь. Извините, я, кажется, вам помешал.

— Вы мне совсем не помешали. Я очень рад тому, что вы мой читатель, но сейчас здесь действительно творится что-то невообразимое. Вы надолго в Нью-Йорке?

— На неделю.

— Вы не могли бы зайти завтра?

— Разумеется.

— Тогда завтра в одиннадцать утра.

— Прекрасно. Для меня это большая честь. Еще раз извините за вторжение…

Я заверил профессора Лившица, что буду очень рад его видеть, и он ушел.

Элизабет положила трубку и застыла на месте, словно ожидая, что я подойду к ней. Я остановился в нескольких шагах и сказал:

— Извините меня. Вы замечательная женщина, но я не могу сражаться с вашим мужем, вашей матерью, а теперь еще и с ее адвокатом. Что ему было нужно? Зачем он звонил?

— Они все просто безумцы. Но я слышала, что вы сказали этому человеку, которого приняли за моего мужа, и обещаю вам, что больше вас не побеспокою. То, что сегодня случилось, лишний раз доказывает, что мне остается лишь один выход. Хочу только заметить, что вы поставили неверный диагноз. Это не эпилепсия.

— А что же тогда?

— Врачи сами не знают. Что-то вроде гиперестезии, которую я унаследовала неизвестно от кого, может быть от нашего общего предка. Как, кстати, называется его книга?

— «Открывающий глубины».

— Ну и какие же глубины он открыл?

— Любовь не бывает напрасной, — сказал я, хотя не читал ни единой строчки моего предка.

— А он объясняет, куда деваются наши мечты, наши желания, наша любовь?

— Они где-то остаются.

— Где? В глубинах?

— В небесном архиве.

— Даже небо не вместило бы такого архива. Все, я пошла. О Боже, опять телефон! Пожалуйста, не отвечайте.

Я все-таки взял трубку — молчание. Элизабет сказала:

— Это Лесли. Его идиотская манера. Открывающий глубины пишет что-нибудь о безумии? Все, пора идти. Если я не сойду с ума, я вам еще позвоню. Может быть, даже сегодня из гостиницы.