Исаак Башевис-Зингер - Страсти и другие рассказы

Так как Песя вязала, штопала скатерти и перелицовывала платья, она иногда заходила и к нам выполнить какой-нибудь заказ. Насколько Мендл был крупный, едва в дверь проходил, настолько Песя была крохотная, сморщенная. Она страдала чахоткой. Помню, она постоянно повторяла: «Господи, для себя мне уже ничего не нужно. Но я хочу, чтобы дети жили среди людей, а не в пустыне». Господь услышал ее молитвы. Все девочки уехали в Америку. Старшая вышла замуж за портного, отказавшегося служить в царской армии. Она вызвала к себе сестру, та — следующую. Провожая очередную дочь, Песя рыдала, как на похоронах. Дом опустел. Вскоре из Америки начали приходить денежные переводы. Все девочки вышли за хороших кормильцев, а родителей своих они никогда не забывали. Каждый месяц почтальон приносил письма с денежными переводами. Мендл разбогател. Ему говорили: «Зачем тебе теперь кладбище?» Люди ведь любят совать нос в чужие дела. На попечении у общины жил один бедняк, и старейшины хотели поставить его на место Мендла. Его звали Пиня. Пиня, сын Деборы Кейлы. Но Мендл не спешил уходить. Песя в разговорах с товарками приводила всякие оправдания. Конечно, не очень-то весело жить на отшибе, вдали от магазинов и синагоги, зато воздух чистый. Тихо. Она любит свой огород, свое хозяйство. Женщины спрашивали: «Неужели тебе не страшно по ночам?» На что Песя отвечала: «А чего мне бояться? Все там будем. Покойники из могил не встают. А жаль. Я бы так хотела поговорить с мамой». В маленьком городке все про всех знают. Когда почтальон выпивал, у него развязывался язык. Мендл стал натуральным богачом. Американский доллар равнялся двум рублям, а дочери все присылали и присылали деньги. Одна из них, Добела, вышла за очень обеспеченного парня в Нью-Йорке. Эта Добела была самой настоящей красавицей. Тот парень в Нью-Йорке влюбился в нее по уши и выполнял все ее желания. Мендл теперь давал деньги, не под проценты, а просто так, без отдачи, на добрые дела: на богадельню, на дом учения, еще много на что. Прослышав о его щедрости, нищие стекались к нему со всех сторон. Никто не уходил с пустыми руками.

«Если Бог тебя возвысил, — говорили Мендлу, — зачем оставаться могильщиком?» Между тем Песе стало совсем плохо, и она умерла; выкашляла — упаси нас, Господи, — последние остатки легких. Мендл сам ее похоронил. Когда прошли семь дней траура, община не позволила ему оставаться в одиночестве. Боялись, что он лишится рассудка. Мендл пытался сопротивляться, но рабби Хацкеле позвал его к себе и сказал: «Мендл, довольно!» А когда рабби Хацкеле такое говорил, ему не перечили. Мендл съехал. У Пини была жена и дети, и они вселились в дом Мендла. Все лучше, чем ничего.

Сколько времени может сидеть в холостяках мужчина, у которого денег куры не клюют? Шадхены налетели на него, как саранча. Ему предлагали вдов, разведенных, даже девушек. Сперва Мендл снимал комнату у сапожника в доме у реки, но потом его все-таки уговорили купить собственный дом на рыночной площади. А тому, у кого есть свой дом, без хозяйки никак нельзя. В конце концов Мендл женился на двадцатишестилетней девице Зисл, сироте. Ее отец когда-то был переписчиком. Эта Зисл была совсем крошечной, еще меньше Песи. Она работала кухаркой у рабби. Жена рабби жаловалась, что Зисл и яйца толком не может сварить. Ее звали Зисл-бездельница. Мендл мог взять в жены красавицу и хорошую хозяйку, а выбрал Зисл. Почему? Какой смысл задавать подобные вопросы! Он отказывался от всех вариантов, а когда ему предложили Зисл, согласился. Люди смеялись. Говорили, что Зисл и Песя похожи, как две капли воды. В чужую голову не залезешь. Видно, на небесах было записано, чтобы Зисл возвысилась. У нее не было ни гроша, а Мендл не поскупился на свадебные подарки. Поскольку она была девушкой, во дворе синагоги поставили хупу. Люди пришли на эту свадьбу без приглашения. На Зисл были шелк и бархат, но она все равно выглядела так, словно ее только что вытащили из-за печки. Я тоже была на этой свадьбе. Танцевала с другими девушками. Вскоре после свадьбы Мендл взял для Зисл прислугу. Чтобы вести хозяйство, требуются силы и расторопность, а у Зисл не было ни того, ни другого. Жена рабби благодарила Бога, что избавилась от нее. На следующий день после свадьбы Зисл напялила старое платье и рваные туфли и начала бесцельно слоняться по комнатам. Постепенно домработница даже перестала спрашивать у нее, что готовить. На все вопросы у Зисл был один ответ: «Мне все равно». В основном она дремала, лежа в постели. Думали, что хотя бы пойдут дети. Но она и для этого не годилась. Первый раз у нее был выкидыш, а потом она уже рожать не могла.

— В каждом городе есть такие недотехи, — заметила Бейла-Рива.

— Мама говорила, что самая жирная кость всегда достается самой никудышной дворняжке, — прибавила Брейна-Гитл.

— Погодите, не перебивайте, — сказала тетя Ентл. — Да, она вышла замуж. И похоже, больше ей вообще ничего не было нужно. Она и до этого была лежебокой, а теперь, когда оказалась сама себе госпожа, превратилась просто в какой-то ком теста. Сутками спала, даже есть ленилась. Когда к ней обращались, не могла взять в толк, чего от нее хотят. «Что, кто, где?» — бормотала она, как во сне. Когда дочери Мендла узнали, что отец сменил мать на Зисл, они перестали присылать деньги. Но ему хватало и того, что есть. Спустя какое-то время от них ушла домработница — никто особо не опечалился. Зисл лежала, как парализованная, и если Мендл не приносил ей поесть, то и не ела. Самому Мендлу было довольно буханки хлеба и луковицы. На могилу родственника не принято ходить в течение первого года после смерти. Однако Мендл бывал на кладбище каждый день. По его просьбе у могилы Песи соорудили скамеечку, и он сидел там и пел псалмы.

Могильщик из Пини получился неважный. Он даже лопату не научился держать как следует. Мендл стал ему помогать. Жена Пини не знала, как ухаживать за огородом. Мендл начал работать на огороде: пахал, сеял, выпалывал сорняки. Он даже ночевал у Пини, а домой приходил только на шабат. «Мендл, — спрашивали его, — зачем ты это делаешь?» На что он отвечал: «Там я хотя бы чувствую себя дома». А что ждало бедолагу в его настоящем доме? Зисл даже субботнюю запеканку не могла испечь. А когда пыталась, та выходила либо сырой, либо горелой. Поговорить было не с кем. Из Зисл слова было не вытянуть. Мужчина ей был не нужен, а Мендлу, похоже, была не нужна женщина. А потом, разве Зисл была женщиной? Не жена, а — прости, Господи, — куча мусора! Он даже питаться стал у Пини. Ночью ему клали на пол соломенный тюфяк. На нем он и спал. Фактически могильщиком работал Мендл, а Пиня только получал жалованье. Кроме того, Мендл сотрудничал в погребальном обществе. Он приходил к умирающим и подносил перышко к ноздрям. Обмывал тела тоже он. А еще помогал нести гроб на похоронах, в общем делал все, что требовалось.