Николай Страхов - Карманная книжка для приезжающих на зиму в Москву

Игорный дом. Английская гравюра. 1800

Когда театр соответствует истинной своей цели, он есть училище нравов, языка, обхождения, благонравия, чувствительности и добродетели. Но вы, последуя светскому обычаю, обращайте оный в училище мод. Не старайтесь нимало пользоваться возбуждениями к добродетели и отвращениями от порока. Когда собственно вами владычествующий порок обнаруживается во всей гнусности, не обращайте наставлений к самим себе, не упрекайтесь совестью и останавливайте то сильное оной действие, которое произведено над вами живейшею картиною, списанною знатоками сердца человеческого с самих вас или с подобных вам! Смейтесь сами над собою, и те пороки, которые осмеиваются, нимало не исправляйте. Трогайтесь чувствительными сценами пo тому только, что таковая нежность в моде. Плачьте о несчастиях человеческих на одном только театре, ибо там только для светских людей простительно и не гнусно плакать и чувствовать сожаление. Нанимайте ложи за дорогую цену и смотрите из оных на поругание издержек и расточительности или, лучше сказать, на картину собственной вашей к оным склонности. Посещайте театр единственно для того, дабы питать себя блестящим и пышным зрелищем, прельщать и ослеплять других своими уборами и осмехать и пересуждать друг друга. Устремляйте ваши взоры в ложи, опускайте оные в партер, бейте в ладоши без разбору, смотрите на пьесу без внимания, уезжайте, оной не дослушавши, и судите о ней по моде, по слуху и числу зрителей. – Исключая сего публичного театра, не пропускайте также дней, назначенных для театра частных людей. Некоторый род особенного честолюбия или, лучше сказать, особенной моды проматываться заставил некоторых объявить себя открытыми врагами публичного театра и завести кукольную комедию под именем оного. Ездите в сии театры; за вход наперед платите зеванием, a после вдобавок к сумме злоречием.

Если чувствуете истинное рвение жить по моде, присвойте себе с удостоверенностию дар живо изображать страсти и совершенно представлять все свойственности оных. Согласитесь человек до двадцати играть какую-нибудь пьесу. Разберите и вытвердите роли. Сделайте в покоях пристройку и назовите сие театром, а себя актерами. Составьте оркестр из нескольких скоморохов и назначьте день для представления. Велите поднять завесу и выйдите на сцену. Начинайте размахивать руками и для большей красивости опрокидывайтесь то назад, то вперед. Одну руку со стремлением возносите вверх, а другую, опустив вниз, так плотно прижимайте к телу, дабы сею выступкою удобно можно было представить из себя статую в древнем вкусе, или такого героя, который нажидает на себя соперника. Пяльте и вытаращивайте глаза, а пальцы той руки, которою действуете так, протягивайте, дабы казалось, что никакая сила не может оных согнуть. Кричите что есть мочи, произносите слова нараспев и делайте комедию оперою; или, напротив того, говорите так тихо, дабы всякой подумал, что вы играете какую-нибудь пантомиму. – В сем-то заключались и ныне заключаются все совершенства тех вольных сообществ, которые, не имея должных к сему дарований, брались представлять пьесы. В сем-то самом состояли совершенства тех представлятелей, которые составляли и составляют из себя актеров, без совету людей искусных и без присмотру мужей разумных. – Но какая вам нужда в учредителе? Если пьеса сыграна удачно, пусть каждый думает, что все прочие за сие ему одному обязаны. Если же последовало противное тому, шумите и кричите, для чего не следовали вашему совету и не сделали того или сего. Лишь бы только съезжались на вас смотреть, a то пускай злословят вас, как вздумается. Если кто играет из девушек дурно, пускай называют ее веслоухою. Если которая представляет с живостью и жаром, пускай припишут сие чему-либо непростому или именно скажут, будто уже заметили, что такая-то весьма неравнодушно обходится с таким-то, а тот влюблен в такую-то. Одним словом, презирайте все сие и утешайтесь тем, что по крайней мере всюду невозбранно можете вы говорить: мы умеем представлять. Ведь не в самом же деле сделаться вам совершенными актерами! Heужели без нужных дарований для представления неможно называться хорошими актерами? Пусть дурачатся таким образом некоторые люди, которые во всем хотят быть совершенными. Таковые соглашаются играть пьесы, дабы через то приобретать украшающие и не безважные достоинства, а притом предполагают сей игре разумную и полезную цель. Но вы думаете напротив того. Вы принимаетесь за сие упражнение для одной только моды и молвы о вас. Вы не имеете никаких нужных к сему дарований и хватаетесь за сие без всякой полезной и разумной цели. Вы стараетесь только о том, чтоб на вас смотрели и сказали бы только, что вы представляете. Ваши ожидания в сем случае и не тщетны. Все знакомые съезжаются на вас смотреть и после говорят вам, что вы представляли. Они и на стороне говорят то же, что вы представляете… Но как?.. О том вы можете судить по их зеванию… «Но зевания сего, – говорите вы, – кажется, было не слыхать!..» Конечно – от стуку ладош ваших родственников.

Ф. Уингрейв. Ложа в опере. Английская гравюра. 1784

Между тем как в оставленных вами деревнях настало время загадыванью и гулянью, в городах суеверие заставляет не менее проказничать. Там гумны, перекрестки, банные окна, проруби, церковные замки и вереи, а здесь стояние за воротами и вопрошения об имени проезжающих, бросанье башмаков через ворота и слушание под окнами. Всеобщее желание открыть совершенно для себя завесу будущего заставляет в сие время лить в воду воск и олово, полоть снег, вывешивать белое полотенце и ключи за окно, класть под головы гребень и есть пересол. Но менее ли сего странны загадывания по зеркалу, которое, по мнению многих, в сие время имеет и имело столь волшебную силу, что будто всем показывало точно тех людей, за которыми они теперь замужем? Менее ли сего странно удостоверение, что будто черти в сие время так умеют галантонить, что преобращаются в щеголей и вертопрахов и точно принимают на себя лицо и вид тех, за которых рано или поздно выходят замуж? – Но, впрочем, чего не производит в сие время суеверие и старинный обряд дурачиться? – Какие по улицам шатаются гурьбы в тулупах, вывороченных вверх мехом, с лицами, вычерненными сажей, или с надетыми на оные страшными харями! Таковые простонародные забавники и герой святок всего паче стараются почтены быть или за чертей, или за чудовищ, в чем они и успевают, ибо робкие в сие время старушки и суеверы часто от виду их падают в обморок, а лошади в сторону шарахаются. Все сие именуется однако ж забавою, которая крайне веселит пугающих и испуганных. – Но наши маскарады, в которые приезжают в сие время одетые вместо медведей мышами, вместо дьяволов подобными им чертями, а вместо колдунов волшебниками, разве менее сего странны? Разве безобразнейшие маски не то же значат, что хари или рожи, вымаранные сажею? Разве многие необычайные одежды неможно почесть наряду с вывороченными тулупами? Разве в том только находится некоторая разница, что гурьбы святошников таскаются по улицам, а толпы проказников бродят и бегают по комнатам; первые пугают, а сии морят со смеху; те страшны, a сии странны? Итак, суеверие в сие время владычествует с одинаковою силою и отношением как в деревнях, так и в городах, по улицам и в домах, в хижинах и в палатах, в народе и в большом свете. Может быть, щегольской свет, яко отделенный и превосходный род человеков, сие суеверие обделал по моде, а грубости и невежеству оного придал гораздо более привлекательности и тонкости. – У простого народа настали игрища и святошные сборища, а для вас настали вечеринки. Музыка и танцевание должны сопровождать сии веселости. Играйте в фанты, ошибайтесь и старайтесь, чтоб более было собрано фантов. Когда настанет время, как говорится, разыгрывать фанты, придумывайте по очереди, что тому делать, чей фант вынется. Догадливые мужчины должны приговаривать, чтоб ходить кофеем и сливками, «продавать» ленты, бархат, сукно, и вообще стараться, чтоб по праву игры чаще целоваться и целовать прелестные ручки; почему на конце игры надлежит не забыть о мощении моста. Те, которые имеют склонность бегать, резвиться и ронять стулья, столы, а иногда даже и самых людей, могут играть в жмурки или в так называемый весь туалет. Дабы иметь повод обнаруживать в тайне хранимую страсть, надлежит для сего играть в «Ох, болит!». Игра «Дарю вас», последующее шептание на ухо и паки вопрошение вслух «Куда прикажете девать или поставить?» есть игра весьма забавная и также много поспешествующая открытию чувствований. Смех производящие игры – суть игра, которой правила состоят в том, чтоб отвечать не тому, которого будут спрашивать, но говорить за оного товарищу; игра в рюш, «Этот цвет хорош» и «Короли» и пр. Впрочем, остальное время вечера употребляется на подблюдные песни, на танцевание и всякую резвость, и все оное наиболее должно быть терпимо по тому, что повелевает сие время и древний обычай. – Вот все веселости, которыми стараются себя отделить от простого и суеверного народа! Сии забавы и подлинно могут и могли бы учиниться превосходными и невинными, если бы по несчастью не обращены были модою в те средства, которые только поспешествуют хитростям и замыслам, внушаемым страстью, а иногда и пороком.