Айелет Гундар-Гушан - Лгунья

– А что? Почему бы и нет?

Настала очередь Нофар удивляться. А коротковолосая между тем уже направилась к остановке.

– Какой автобус идет до пляжа?

Тем временем Авишай Милнер – как и девушка из кафе-мороженого – тоже снова начал грызть ногти. Когда он это понял, стояла ночь. Авишай Милнер вынул пальцы изо рта и посмотрел на них с ужасом. До сих пор он не замечал, что делает: грыз себе и грыз – но сейчас, в тюремной камере, неожиданно осознал происходящее. Старая привычка – привычка, которую он уже давно похоронил в своей памяти, – словно перемазанный землей мертвец, вернулась с того света. Авишай Милнер понимал, что это лишь первая ласточка и за ней последуют другие. Теперь выберется на белый свет все, что когда-то было погребено под мраморной плитой с выгравированным на ней интервью под заголовком «Авишай Милнер раскрывает свои секреты» – интервью, опубликованным в приложении к одной из газет сразу после его победы в конкурсе. И вот вернулся тот, грызший ногти парнишка. А он-то думал, что избавился от него навсегда…

Авишай Милнер снова вспомнил про девушку из кафе-мороженого, и кулаки у него сжались. Такой ненависти он не испытывал еще никогда.

Чтобы заставить себя перестать грызть ногти, он стал мысленно составлять разные списки: десять главных хитов восьмидесятых, величайшие фильмы девяностых… а в самые трудные моменты, когда отчаяние уже склизкой улиткой подползало к нему, медленно, старательно вспоминал названия всех улиц, переулков и шоссе в городе, с севера на юг.

Через несколько дней он выйдет из тюрьмы (залог будет большим, но в пределах возможного), и там, на воле, сможет наконец подготовиться к бою. Сначала поест, потом вымоется, потом немного поспит, а затем позвонит своему агенту. Вот уже несколько дней он звонил ему при первой возможности, но этот мерзавец не брал трубку. Время тянулось медленно, и мысли Авишая Милнера перескакивали с предмета на предмет. Сначала он думал про агента, потом стал думать про девушку. Одной рукой он схватит ее за шею, а другой – вырвет у нее изо рта оклеветавший его язык! Авишай Милнер закрыл глаза и представил, как этот лживый язык, словно выдернутая из воды рыба, трепыхается у него в руке. Вот уже шестнадцать лет он не ел продуктов животного происхождения, но в этот красный язык вонзил бы зубы с удовольствием! Он никогда не думал, что можно ненавидеть так сильно. Впрочем, он никогда не думал, что можно провести целых три дня в тюрьме за то, чего ты не делал. Времени до освобождения под залог оставалось еще много, и Авишай Милнер стал планировать: где ее подкараулит, как заметет следы, как уничтожит улики и как будет категорически настаивать на том, что в тот вечер ночевал у родителей. Как и Нофар, по вечерам он смотрел телесериалы; как и она, хорошо разбирался в преступлениях; как и она, знал: убийство необходимо тщательно подготовить. Но вдруг он понял, что зашел слишком далеко, – и вздрогнул. «Прекрати немедленно!» – шепнул он себе, но шепот не помог. Тогда он на себя прикрикнул.

Изнывавший от скуки надзиратель подошел к камере и спросил, все ли в порядке.

– Чем кричать, лучше бы спели что-нибудь, – сказал он.

– Я не пою для публики, состоящей из одного человека, – ответил Авишай Милнер.

Надзиратель пожал плечами и удалился.

Авишай Милнер сидел сгорбившись, со злым лицом. Мысль о трупе девушки с вырванным языком не давала ему покоя. Эта мысль терзала струны его души, как застрявшая в голове мелодия, от которой невозможно избавиться.

В первый день учебного года на пляже не было ни души. Еще вчера, раскинув руки и ноги, на песке лежали одуревшие от жары отдыхающие. Блестящие от солнцезащитного крема, они напоминали стаю попавшихся в сеть и трепыхающихся на берегу рыб с разинутыми ртами и посверкивающей чешуей. Однако сегодня настал сентябрь и уборщики пляжа отправились искать другую работу. Четыре месяца провели они на морском берегу и за все это время ни разу не окунулись. Птицы поднялись на крыло и полетели на юг; туристы поднялись на борт самолетов и отправились на запад; последняя полиэтиленовая обертка погрузилась на дно моря, зацепилась за актинию и перестала шевелиться; но все подводные жители – даже задыхающаяся актиния – вздохнули с облегчением: суша не будет тревожить их покой целых восемь месяцев! Приливам и отливам требуется по нескольку часов, но учебный год начинается мгновенно: взмахивает мечом, отрубает лету голову – и купальный сезон моментально заканчивается.

Однако сейчас по воде зашлепали четыре веселых ноги, послышался смех, вопли («Вода холодная!» «Не ори!» «Она холодная!!!»), и две девушки – продавщица из кафе-мороженого и коротковолосая – бесстрашно, наперекор щиту, предупреждающему, что купание запрещено, бросились в воду. А может, и не наперекор, а благодаря. Потому что нет купания более приятного, чем купание в запрещенном месте. Они думали, что сегодня утром нарушили только школьные правила и наказы родителей, но сейчас им удалось преступить еще и муниципальный закон, – и девочек охватила сладкая дрожь. Выставив свои тела на обозрение облакам и аистам, они лежали на воде в трусах и лифчиках, их знобило от холода и вызванного наготой возбуждения, и когда одна думала, что другая не смотрит, то украдкой, не говоря ни слова, разглядывала тело подруги, придирчиво сравнивая ее зад, бедра, грудь и пупок со своими. В итоге обе пришли к выводу, что чем природа обделила одну, тем одарила другую, и наоборот; однако это открытие не только не пробудило в девочках зависти, но заставило их проникнуться друг к дружке еще большей симпатией.

Они плавали на спине и болтали о том, кто из учителей самый противный, как пролезть в автобус через заднюю дверь и чем заняться после школы. Коротковолосая никак не могла решить, где поселиться: в Лондоне или в Париже, – и Нофар изо всех сил старалась помочь ей принять решение, очень надеясь, что подруга не догадается по ее словам, что в Лондоне Нофар не бывала вообще, а в Париже провела только три дня в возрасте семи лет. На самом деле коротковолосая тоже никогда не бывала в Лондоне – равно как и в Париже, – но, чтобы плавать в море на спине и строить планы, заграничный паспорт не требуется. Они мочились в воду (когда думали, что подруга не видит), болтали про парочки, делающие это в воде, без презерватива, гадали, можно ли забеременеть, если мимо такой парочки проплыть, пришли к выводу, что нельзя, а выйдя из воды, улеглись на мягкий песок и долго лежали молча, согреваясь на солнце.

Коротковолосая привстала и посмотрела на Нофар.

– Знаешь, а ты очень смелая, – сказала она.

Нофар смущенно опустила глаза.