Сиро Алегрия - В большом чуждом мире

Роман «В большом чуждом мире» имеет свои хронологические рамки: 1910–1927 годы. С того момента, когда Росендо Маки, старому алькальду индейской общины Руми, встретилась темная змейка — предвестница беды, до того дня, когда погиб приемный сын алькальда — Бенито Кастро, проходит семнадцать лет. Да и этот подсчет неточен —> воспоминания Росендо Маки и рассказ о странствиях Бенито занимают по времени еще лет пять. Роман охватывает большое географическое пространство: сюжетные линии, то четкие и долгие, то краткие и едва намеченные пунктиром, проводят читателя по многим городам и деревушкам Перу первой четверти XX века.

Одержимый желанием рассказать правду о драме своей страны, Сиро Алегрия создает довольно громоздкое здание романа. У него накопилось столько наблюдений и выводов, столько горечи и раздумий, которые должны были отлиться в художественное произведение, что роман волей-неволей сделался похожим на дом с многочисленными пристройками. Но при известной композиционной несобранности романа, — а признаться в том не будет погрешением против истины, — все дороги его ведут к общине Руми, и все дороги берут здесь свое начало. На земле Руми высится сюжетное дерево романа, с которым зримыми и незримыми корнями связаны все его ответвления. Община Руми — это твердыня, компас, ориентир для тех, кто ушел и кто вернется. Все, что за ее пределами, — большой, чуждый, враждебный мир, где индейца подстерегает горе, одиночество и гибель. Община Руми, пожалуй, самый емкий символ романа, вобравший в себя целую систему взглядов автора.

Сиро Алегрия неоднократно подчеркивал, что у индихенистской литературы есть две задачи, две миссии: одна — социальный протест и борьба в защиту индейцев, другая — осмысление, духовная переоценка человека индейской расы. Главной исходной точкой в изучении общественного сознания индейцев, в понимании их духовного мира должна быть, по мнению Сиро Алегрии, индейская община, индейская коммуна.

Существуют разные версии происхождения индейской общины. По одной из них, община — видоизмененная форма древнего инкского «айлью» — союза, основанного на сложных родственных связях и религиозных ритуалах. По другой — общины возникли в Андах после испанского завоевания: индейские крестьяне стихийно объединялись в коммуны, где сообща владели землей, сообща работали и делили урожай, сообща решали споры, ссоры, сомнения, сообща задумывались над своим настоящим и будущим.

У индейской коммуны, с ее отлаженной юридической структурой, со своим сводом прав и обязанностей, со своей иерархией, были на протяжении истории враги разного толка.

В годы республики перуанские либералы, полагавшие, что частная собственность — источник личной свободы, решили упразднить общину как институт, препятствующий прогрессу и демократии. И пока судьбу общины «решали в верхах», пока шли ученые споры быть ей или не быть, ее беспощадно разоряли, грабили и притесняли помещики и местные власти. Во времена колонии они скупали за бесценок земли разоренных общин, во времена республики — еще и личные наделы общинников. Но куда чаще у индейцев эти земли отнимали насильно или обманом.

И все же индейская община уцелела и выстояла вопреки законам и беззаконию. Выстояла потому, что у нее могучие корни, потому, что она стала органичной формой жизни индейца, его миром, его защитой. Нынешнее правительство Перу увидело в крестьянской общине, в традиционном для перуанцев общественном характере труда, залог успеха многих надтечепных им преобразований. Сегодня, спустя почти полвека с того дня, когда в романе Алегрии и в реальной жизни гибли ни в чем не повинные индейцы, крестьянская община имеет юридические гарантии и ее принципы распространяются на другие сферы перуанской экономики.

В ранней юности Сиро Алегрия читал индихенистскую газету «Аутономия». Сам Алегрия рассказывал, что, работая над романом, он пользовался подборкой материалов, публиковавшихся в этой газете в двадцатые годы. В роман «В большом чуждом мире» включены подлинные газетные тексты, посвященные людям и событиям того времени. Взгляды Сиро Алегрии на индейскую общину складывались и под влиянием выдающегося мыслителя Перу — Хосе Карлоса Мариатеги, чьи произведения писатель тщательно изучал.

Хосе Карлос Мариатеги, посвятивший индейской общине целый раздел своей книги «Семь очерков истолкования перуанской действительности» и множество статей, говорил: «Ликвидируя или оттесняя общину, феодальный латифундистский строй не только разрушает определенный экономический институт, но и сложившийся общественный институт, который отстаивает индейские традиции, сохраняет индейскую семью» [7] Хосе Карлос Мариатеги. Семь очерков истолкования перуанской действительности. М., 1963, с. 126. .

Об этом, в сущности, и написан роман «В большом чуждом мире». Ведь любой эпизод, любое событие, даже если оно происходит за сотни километров от селения Руми, возвращает пас все к той же мысли, которую отстаивает Сиро Алегрия: только в общине индеец внутренне спокоен, только в союзе с другими людьми он чувствует себя личностью, только община дает ему силы противостоять чуждому миру.

Роман открывается своеобразным поэтическим прологом, в котором нетрудно найти все программные темы писателя. Здесь и утверждение индейской общины, и размышления об ее истоках, здесь писатель показывает свое искусство пейзажиста, которому подвластны большие и малые пространства. Здесь намечается основной конфликт сюжета: неравная и безысходная борьба общинников с помещиком Альваро Амеиабаром. Здесь зреет одна из основных тем романа — индеец и земля.

Земля всегда была судьбой и жизнью крестьянина Для индейца земля — начало всех начал. Он относится к пей с молитвенным благоговением, любит ее всем своим естеством, самоотверженно, неизменно. Любовь эта бывает смиренной, почтительной, а случается, и дерзкой, преодолевающей самые трудные преграды. Сиро Алегрия показывает в романе всю «шкалу» любви, все ее порывы и надежды.

Думается, что главы, посвященные земле, — самые яркие в романе. Тема земли, звучащая в разных тональностях и меняющая свой ритмический рисунок, проходит через весь роман. «Мы пашем землю», — говорит Гойо Аука, и слова его становятся заклинанием от беды. «Вот земля, на которой его воля, отточенная и живая, словно лемех нового плуга, обратится в пашню и зерно», — пишет Алегрия в девятнадцатой главе, посвященной Хуану Медрано, чье первое воспоминание в жизни — свежевспаханпая борозда. «Пока я был па земле, в поле, я во все верил», — признается Росендо Маки, будучи в тюрьме. Удивляясь собственной любви к земле, к ее творящей силе, индеец спрашивает: «Неужели земля лучше женщины?» Не случайно общинники выбрали себе в покровители святого Исидора Пахаря: воинственный святой Георгий оказался им не по духу. Речь последнего алькальда общины Бенито Кастро заканчивается словами, которые могли бы стать манифестом всех индейских крестьян: «Защитим же эту землю, наше место в мире, ибо так мы защитим свободу и собственную жизнь!» И общинники гибнут с теми же словами: «За землю!»