Нам Као - Избранное

Жена действительно вышла мне навстречу. Но отнюдь не с ласковой улыбкой на устах. Напротив, вид у нее был что у разъяренной тигрицы. Похоже было, что она просто клокочет от злости. Ноздри ее гневно раздувались, брови сердито сошлись к переносице, а глаза!.. Казалось, еще немного — и они выскочат из орбит. Что такое! Она еще и челюсти сжала так, что только зубы скрипнули.

Лоб у меня мгновенно покрылся холодной испариной. Глаза сами собой поползли к носу, нос уныло навис над губами, и губы изобразили жалкую гримасу. Вот оно, мое «я», — все тут, какое есть. Нет того чтобы хоть раз решиться и взглянуть опасности прямо в глаза. Мое «я» в такие моменты всегда умудряется опустить взор долу. Точно в поисках, не найдется ли какой лазейки, чтобы ускользнуть. За червяка себя считает, что ли?

Лазейка, конечно, не нашлась. Да если бы и нашлась такая, все равно не удалось бы ею воспользоваться.

Мне не оставалось ничего другого, как застыть на месте. Это еще больше разозлило жену. Она просто зарычала, приподняла обеими руками подол юбки и двинулась ко мне — осторожно, точно крадучись. Оказавшись рядом со мной, она подскочила на месте, ни дать ни взять — бойцовый петух, и, размахивая перстами перед самым моим носом, издевательским тоном вопросила:

— Где это тебя столько носило?! Лучше бы совсем сгинул! Глаза бы мои на тебя не глядели! У-у, рожа бесстыжая!..

Ну все, пропал! Видно, она откуда-то узнала про то, что в Ханое я побывал у актрис. Интересно, кто из моих «доброжелателей» успел так быстро ей нашептать? Вот негодяи! Без ножа зарезали. И что за незадача такая. Ну нет, этого я им так не оставлю. Провалиться мне на этом месте, если до нынешнего случая я хотя бы знал, где его искать, этот квартал актрис! Клянусь, что попал туда впервые и вовсе не потому, что мне так захотелось, а единственно из желания уважить одного из моих почитателей, чрезвычайно щедрого человека.

День начался с того, что я по какому-то незначительному поводу заглянул в издательство. Редактор, господин В., протянул мне визитную карточку, на которой стояло совершенно ничего не говорящее мне имя.

— Этот человек просил встречи с вами, дело как будто важное…

Я набрал помер телефона, обозначенный на визитной карточке. Где-то далеко нежный голосок проворковал:

— Мой хозяин сейчас, к сожалению, занят… Мой хозяин очень надеется, что удостоится чести принять вас сегодня же, в семь вечера… Очень важное дело, да, мой хозяин подчеркнул, что важное…

Я пришел в семь, вернее, мы пришли — я и Шен, мой друг, так, на всякий случай. Важное дело, оказалось, в общих чертах можно было описать так: господин Х. ознакомился с моими сочинениями. Прочитав их, он решил, что я, очевидно, славный малый, как он изволил выразиться, и пожелал со мной встретиться. Встретиться и познакомиться. Ну, а раз знакомство состоялось, нам надлежало немедля отправиться в квартал Кхамтхиен и там усладить себя беседой об изящной словесности.

О господи! Такая малость дружеского участия — и в результате — такая ужасная, непоправимая неприятность! Тем более обидно, что доверие жены я обманывал, так сказать, в течение всего лишь каких-нибудь двух-трех часов. Я принял приглашение господина Х. Так в тот вечер мы, мой весьма неискушенный друг Шен и я, и оказались, совсем неожиданно для себя, в «Гроте нимф». Но господин Х. может засвидетельствовать, что мы пробыли у актрис не более пятнадцати минут. Музицировать мы обучены не были. В арбузных семечках толка не знали. Коньяк пить не умели. Актрисы же оказались весьма жестокими созданиями. С высоты своего величия — изысканных туалетов и мудреных причесок — они потешались над нашими неуклюже искромсанными деревенским цирюльником головами. Я сгорал со стыда. К тому же там были еще и другие гости господина Х., все как один богатые крупные торговцы, китайцы. Эти тоже поглядывали на нас с откровенной усмешкой и словно старались припомнить: не мы ли это приходили к ним с робкой просьбой получить место приказчика или писаря? Лица у нас обоих сразу стали вымученными, тело точно деревянным, неповоротливым и неловким. И потому, едва только начались возлияния, мы оба встали, извинились и ушли. Да пусть меня господь покарает, пусть у меня рука отсохнет, если я этой самой рукой успел хотя бы коснуться кого-нибудь из тамошних девиц! А вот поди ж ты, отыскался какой-то подлец, из такой ерунды раздул целую историю, да еще поспешил донести моей жене! Ну как мне теперь оправдываться? Я так и остался стоять с вытянутой, точно на похоронах, физиономией. Между тем жена снова, уже в который раз, ткнула пальцем мне в лицо и заявила:

— Прошлялся столько времени! И где тебя только носило?! А теперь вот явился, не запылился! Мог вообще не возвращаться! И так по твоей милости последнего талона на пряжу лишились!

Ах, вот оно что… Я пришел в себя, отер со лба холодный пот и, окончательно воспрянув духом, спросил:

— Какой талон? Огорошила с ходу, в толк что-то никак не возьму…

Жена издевательски усмехнулась:

— Ах, какой талон?! Разрешение на покупку пряжи! Понял теперь? Нам и так всего один дали, не забрали вовремя, вот другой и оттяпал!

— Позволь, как это так — оттяпал? Ведь талон на мое имя!

— Ну и что? Он-то утверждает, что это его! Ты Као, и он Као! Прикажешь с ним драться?!

Я растерялся. Я почувствовал, как во мне поднимается злость на отца. Ну что ему стоило наградить меня каким-нибудь редким именем и уберечь от подобных совпадений? Но дело, как говорится, сделано, ничего тут не изменишь!

— Что же, — со вздохом сказал я. — Оттяпал так оттяпал, шут с ним. За весь прошлый год мы вообще ни одного талона не видели. Ткацкий станок даже плесенью покрылся без дела, однако же с голода мы как будто не умерли… Пусть тот тип подавится эти талоном.

Жена не удостоила меня ответом. Она только скривила губы и бросила в мою сторону полный укоризны взгляд. Я усмехнулся. Ведь я и сам знал, что говорю так из одного лишь упрямства. Разве это можно принять всерьез? Всякому ясно, что из-за отсутствия талона на пряжу ноги не протянешь. Да, ноги протянуть нельзя, но вот отощать до предела можно. Если признаться честно, в нашем доме и так все отличаются худобой. То, что костляв я, — естественно, я такой всегда. Малыш у нас худенький, но на то ведь он и мой сын! А вот жена… Когда-то она была, что называется, женщина в теле, а за последнее время очень сдала. Постоянное недоедание, что же тут удивительного! Я взглянул на жену. Мое сердце сжалось от сострадания, и я попытался хоть как-то утешить ее:

— Ладно, пусть его… Нет у нас пряжи, и не надо, станешь внаем прясть. Ну, не заработаешь на рис, так на похлебку-то достанет! А я прямо сейчас же сажусь и буду теперь целые дни писать. Ссуду мы почти до конца выплатили, все забот меньше. Нам бы только как-то с едой выкрутиться…