Чарльз Сноу - Лакировка

Хамфри откинулся поудобней, предвкушая удовольствие. Как и другие неверующие его поколения, он любил обряды религии, в которой был воспитан. Правда, венчальная служба оставляла его холодным. Бесспорно, Кранмер блестяще владел языком XVI века, но, с другой стороны, он не умел создавать напряжение, возрастающее к кульминации. То ли соседство Брайерса, то ли собственные мысли Хамфри создавали напряжение, но тем не менее церемония под раскаты звучных слов завершилась чересчур быстро. Не прошло и десяти минут, как Лоузби умиленным, приглушенным, но хорошо слышным голосом произнес свое «да», а Сьюзен свое голосом кротким и еле слышным. Затем священник объявил их мужем и женой. И только. Дальше следовала уже разрядка. Не слишком долгая, потому что великосветские венчания не затягивались. Но все-таки еще полчаса: одушевленные, но короткие наставления на языке менее выразительном, чем язык Кранмера, духовные гимны, молитвы и «Токката» Видора. Вот и все. Пожалуйте на улицу.

А на улице шел дождь — не хлестал, не лил как из ведра, скорее моросил, но ровно и упорно. Распорядители — как будто только офицеры из полка Лоузби, в том числе и участники вчерашней попойки у Уайта, — метались с огромными полосатыми зонтами, рассаживая гостей по машинам, готовым везти их на прием в доме Теркиллов на Итонской площади.

Хамфри и Брайерс отступили под портик. Брайерс сказал:

— Лучше, чтобы нас пореже видели вместе. А то двое-трое перестанут говорить с вами откровенно, а нам этого не нужно. Так что я перестану к вам часто ходить. Вы завтра вечером свободны?

Хамфри ответил, что свободен.

— Поужинайте у нас. Мой шофер заедет за вами.

И, резко повернувшись, Брайерс зашагал под дождем по Виктории-стрит в направлении Скотленд-Ярда.

Когда Хамфри вошел в гостиную на Итонской площади, там уже толпились приглашенные, официанты разносили подносы с бокалами шампанского, но одно впечатление заслонило все остальные. Лицо Сьюзен. Она успела переодеться. Но он видел только ее лицо. Преображенное. Не просто хорошенькое, а словно озаренное изнутри, полное блаженства. В первую секунду он просто разделил ее радость. Но потом задумался. Ему доводилось видеть столь же преображенные лица девушек — возможно, невинных и, несомненно, счастливых — после первой брачной ночи. Но Сьюзен первая брачная ночь еще только предстояла, да и ничего нового открыть ей не могла. Сколько времени прошло с тех пор, когда она впервые была, как выражались в старину, поражена адамическим удивлением? Но почему адамическим, словно первый сексуальный опыт поражает удивлением только мужчин? Или считалось, что Адам был невиннее Евы до того, как они вкусили запретный плод?

Во всяком случае, Сьюзен переполняло ликующее торжество. Совершенно неожиданное. Хамфри не мог его понять и вскоре почувствовал, что оно ему не нравится. Может быть, именно это уловил по телефону чуткий слух Кейт? Перед ним была вовсе не та девочка, которая казалась совсем понятной. Ему было бы легче, если бы он не приехал на прием и не видел тут людей, про которых ему говорили с подозрением и, может быть, скажут еще что-то на следующий день. Настроение у него становилось все более подавленным, и он отказался от шампанского. Шампанское он не любил, но при других обстоятельствах выпил бы бокал из вежливости. Пожалуй, он со времен детства не испытывал такого ощущения — словно он посторонний и явился сюда непрошеным, чем-то это даже напоминало агорафобический страх.

Хамфри медленно лавировал в толпе. Надежды поговорить с Кейт не было никакой: она стояла в группе молодых офицеров, совсем таких, с какими танцевала в юности. Зато он столкнулся с Лоузби, который сказал простодушно, словно прося ободрения, в котором не нуждался:

— Все идет согласно этикету, правда, Хамфри?

И почти тут же его тронула за рукав Селия, На ее лице не было и тени тревоги. Она выглядела красивой и безмятежной.

— Вы что-нибудь знаете про Алека Лурию? — спросила она.

Хамфри ответил, что нет. Лурия как будто вернулся к себе в Нью-Хейвен.

— А почему вы спросили?

— Просто так. Он звонил мне недели две назад. Вот я и спросила.

Хамфри разрешил себе чуть-чуть усмехнуться. Алек приступил к поискам новой жены. Селия заметила его усмешку.

— Поль говорил, что Алек удивительно мудр и надо только уметь заглянуть за словесную завесу.

— Поль — тонкий судья, — сказал Хамфри. А оставшись один, попытался представить себе Селию и Алека Лурию вместе.

Царил на приеме Том Теркилл. Его терзали многочисленные тревоги, что, вероятно, было известно не только Хамфри, но и другим гостям. Решалось его политическое будущее. Такой шанс — если это был шанс — мог не повториться. А полицейское расследование, пусть прямого отношения к нему и не имеющее, ничего хорошего не сулило. У премьер-министра есть свои источники информации, с которыми Хамфри был знаком много лучше остальных присутствующих. Тем не менее Теркилл, наедине с собой осаждаемый опасениями, призраками, надеждами и совсем уж неясными страхами, на людях держался, точно знаменитый киноактер, сходящий по трапу с самолета среди восторженных лиц, излучая энергию и доброжелательство. К некоторым характерам можно себя примыслить, потому что они в чем-то родственны тебе самому, размышлял Хамфри. Но к подобному характеру он себя примыслить не мог.

Шафер предложил тост за здоровье новобрачных и произнес довольно короткую вялую речь. Лоузби ответил тоже короткой речью — не такой вялой, но против обыкновения не слишком гладкой и даже смущенной. Теркилл произнес речь, как профессиональный оратор — непринужденно, с юмором и без боязни показаться сентиментальным.

— Конечно, я теряю дочь. Если Ланселот Лоузби таков, каким я его считаю, то да — я ее теряю. И рад этому. Однако потерять единственную дочь нелегко. Всякий брак — утрата для кого-то. Но ничего. Это радостная утрата. И они будут возмещать мне ее до конца моих дней своим счастьем.

Кейт была растрогана. Хамфри, который любил свадебные пироги не больше, чем шампанское, покорно съел кусочек миндальной начинки. Теперь было можно незаметно выбраться из толпы, выйти на улицу и отправиться домой. Дождь не прояснил его мысли. Он был совсем сбит с толку.

В начале их знакомства, после того как Фрэнк Брайерс вернулся к исполнению своих обязанностей в Скотленд-Ярде, Хамфри провел у него дома два-три чрезвычайно приятных вечера; профессиональные разговоры с ним, пусть едкие, очень освежали. А главное, было большим удовольствием наблюдать такую счастливую супружескую пару, как Брайерс и его жена. И теперь в полицейской машине, которая везла его в Шин, Хамфри готовился к тому, что увидит картину далеко не такую счастливую.