Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

– Никогда об этом не слышал.

– Да. Не слышал, – согласился Фрэнк. – Разумеется, не слышал. Полагаю, тогда ты здесь еще не жил. Мистер, это случилось в такой же холодный вечер, как и сегодняшний. Может, еще более холодный. И драка быстро кончилась. Начала я не видел. Они уже дрались, когда вывалились из двери «Индекса». Черный, который теперь Слепыш, и другой парень, Уилли Сойер, и они и молотили друг друга кулаками, и пинали ногами, и душили, и кусались. И я увидел, что один глаз Черного уже свисает на щеку. Они дрались на покрытой льдом дороге, вдоль которой тянулись сугробы, и свет падал из этой двери, и из двери «Индекса», и Холлис Сэндс стоял позади Уилли Сойера, сцепившегося с Черным, и кричал: «Откуси его! Откуси его, как виноградину!» А Черный вонзился зубами в лицо Уилли Сойера и отхватил немалый кусок, потом снова вонзился и отхватил еще один кусок, и они повалились на лед. И тут Черный издал крик, подобного которому вам никогда не услышать. Хуже, чем тот, что издает хряк, когда его режут.

Слепыш подошел к стойке: мы поняли это по запаху и повернулись к нему.

– Откусил его, как виноградину, – подтвердил Слепыш пронзительным голосом и посмотрел на нас, поворачивая голову слева направо. – Это левый глаз. А потом второй. И начал меня топтать, потому что я уже ничего не видел. Это самое худшее. – Он похлопал себя по груди. – Я тогда умел драться. Но он добрался до моего глаза до того, как я успел понять, что происходит. В этом ему повезло. Что ж, – продолжил Слепыш безо всякой злобы, – на том и закончилась драка для меня.

– Дай Черному выпить. – Я повернулся к Фрэнку.

– Меня зовут Слепыш, Том. Я заслужил это прозвище. Ты видишь, что я его заслужил. Этот парень высадил меня на дороге сегодня. Тот, что откусил глаз. Мы никогда не были друзьями.

– А что вы ему сделали? – спросил чужак.

– О, вам надо на него взглянуть, – ответил Слепыш. – Вы сразу поймете, что это он. Пусть это будет для вас сюрпризом.

– Вам не захочется его видеть, – предупредил я чужака.

– Знаете, это одна из причин, по которой мне хочется вновь обрести зрение. – Слепыш вздохнул: – Я бы хотел хоть раз взглянуть на него.

– Ты знаешь, как он выглядит, – напомнил ему Фрэнк. – Однажды ты ощупал руками его лицо.

– И сегодня ощупал, – радостно отозвался Слепыш. – Потому-то он и высадил меня из машины. У него совсем нет чувства юмора. Я сказал ему, что в такой холодный вечер ему надо хорошо кутать лицо, чтобы во рту ничего не замерзло. Для него это не смешно. Вы знаете, Уилли Сойеру никогда не быть душой компании.

– Черный, выпей за счет заведения, – сказал Фрэнк. – Я не могу подвезти тебя домой, потому что живу рядом. Но ты можешь остаться на ночь в подсобке.

– Премного тебе благодарен, Фрэнк. Только не зови меня Черным. Я больше не Черный. Теперь я Слепыш.

– Выпей, Слепыш.

– Да, сэр, – ответил Слепыш, рукой нащупал стакан, поднял и чокнулся со всеми.

– Этот Уилли Сойер, наверное, сидит дома один. Этот Уилли Сойер не знает, как ему развлечься.

– А что мы делали потом? – спросил он ее. Она рассказала. – Как странно. Ничего этого я не помню.

– А как ездили на сафари, помнишь?

– Должен бы. Но не помню. Помню женщин, идущих по тропинке за водой с кувшинами на головах, помню, как toto [115] Ребенок, малыш ( южноафр. ). гонял стаю гусей к воде. Помню, как степенно они вышагивали сначала вниз, потом обратно наверх. Еще там были очень высокие приливы, и желтые отмели, и дальний остров, отделенный проливом. Все время дул ветер, и не досаждали ни мухи, ни москиты. Была крыша и цементный пол, крышу поддерживали столбы, и между ними постоянно гулял ветер. Поэтому весь день стояла приятная прохлада, а ночью было даже холодно.

– А помнишь, как пришел большой дау [116] Одномачтовое каботажное судно. и во время отлива накренился и сел на мель?

– Да, помню, и команда в шлюпках высадилась на берег, матросы пошли вверх по тропинке, и гуси их испугались, женщины тоже.

– Это было в тот день, когда мы наловили очень много рыбы, но пришлось вернуться из-за поднявшихся волн.

– Это я помню.

– Сегодня память у тебя работает хорошо, – заметила она. – Только не слишком утруждай ее.

– Жаль, что ты тогда не полетела на Занзибар, – сказал он. – Там есть участок пляжа – прекрасное место для посадки. Ты бы смогла легко приземлиться и взлететь оттуда.

– Занзибар от нас никуда не уйдет. Не старайся вспомнить слишком много в один день. Хочешь, я тебе почитаю? В старых выпусках «Нью-Йоркера» всегда найдется что-нибудь, что мы пропустили.

– Нет, пожалуйста, не надо читать, – попросил он. – Лучше рассказывай. Рассказывай о хороших временах.

– Хочешь, расскажу, что там, снаружи?

– Там дождь, – произнес он. – Это я сам знаю.

– Очень сильный дождь, – подтвердила она. – И шквалистый ветер. В такую погоду туристов не будет. Мы можем спуститься вниз и посидеть у камина.

– Мы могли бы это сделать в любом случае. Туристы меня больше не смущают. Мне даже нравится слушать их болтовню.

– Среди них попадаются ужасные, – покачала головой она. – Но есть и довольно симпатичные. Мне кажется, на Торчелло приплывают как раз самые симпатичные.

– Это точно, – кивнул он. – Мне раньше это не приходило в голову. Тут ведь особо смотреть не на что, если ты не настроен немного, даже чересчур благодушно.

– Принести тебе что-нибудь выпить? – спросила она. – Ты же знаешь, сиделка я никудышная. Меня этому не учили, а врожденного таланта нет. Но напитки я готовить умею.

– Ну, давай выпьем.

– Ты что хочешь?

– Все равно, – пожал плечами он.

– Тогда я сделаю тебе сюрприз. Приготовлю его внизу.

Он услышал, как открылась и закрылась дверь, потом шаги зазвучали на лестнице, и он подумал: я должен заставить ее отправиться в какое-нибудь путешествие. Надо сообразить, как это лучше сделать. Придумать что-нибудь правдоподобное. Мне с этим жить теперь до самого конца, и я должен придумать, как не сломать жизнь ей и ее саму не загубить. Она была так добра, а ведь доброта не свойственна ей от рождения. Я имею в виду особого рода доброту – чтобы изо дня в день и в тоске.

Он услышал, что она поднимается по лестнице, и отметил разницу в походке: со стаканами – и с пустыми руками. Он слышал, как дождь стучит по оконному стеклу, и ощущал запах горящих в камине буковых поленьев. Когда она вошла в комнату, он протянул руку за стаканом, обхватил его пальцами и почувствовал, как она чокнулась с ним своим стаканом.

– Это то, что мы когда-то здесь пили, – сказала она. – Кампари и гордон-джин со льдом.

– Как хорошо, что ты не из тех, кто говорит: «У нас беда».

– Да, – улыбнулась она, – и никогда не скажу. А в беде мы с тобой уже бывали.