Сигрид Унсет - Кристин, дочь Лавранса

Отец Эйлив и Ульв, сын Халдора, вместе вышли от умершей. Они остановились в дверях, ведущих на монастырский двор…

Выпал снег. Никто этого не заметил, пока они сидели подле нее, а она боролась со смертью. Белая пелена, покрывавшая отвесную крышу церкви, странно слепила глаза; колокольня светилась на фоне обложенного серыми тучами неба. Снег, такой нежный и белый, лежал на всех оконных рамах и выступах, опушил серые камни церковных стен. И оба они помедлили, словно не решаясь запятнать следами своих ног тонкий покров свежевыпавшего снега.

Они жадно вдыхали воздух. После удушливого запаха, который всегда стоит в помещении больного чумой, он был таким сладостным на вкус – прохладным, легким и освежающим; казалось, будто этот снегопад смыл поветрие и заразу, – воздух был приятен, как родниковая вода.

На башне вновь зазвонил колокол – мужчины взглянули наверх, туда, где за слуховыми оконцами рождались звуки. Легкие снежинки от сотрясения отделялись от остроконечной колокольни и, обнажая черный гонт крыши, скатывались вниз и превращались в снежки.

– Вряд ли этот снег останется лежать, – сказал Ульв.

– Он, верно, растает еще до вечера, – ответил священник.

Бледные золотистые просветы появились в облаках, а на снег упал слабый, словно нащупывающий путь, робкий луч солнца.

Мужчины остановились, и Ульв, сын Халдора, сказал:

– Вот о чем я думаю, отец Эйлив: я хочу пожертвовать здешней церкви немного земли… и кубок Лавранса, сына Бьёргюльфа, который она отдала мне… Отслужить заупокойную по ней, и по моим крестникам, и по нему, Эрленду, моему родичу…

Священник так же тихо и не глядя на Ульва ответил:

– Сдается мне, тебе следовало бы возблагодарить того, кто привел тебя сюда вчера вечером, – ты можешь быть доволен тем, что тебе довелось помочь ей в испытаниях этой ночи.

– Как раз так я и думал, – сказал Ульв, сын Халдора, а потом усмехнулся. – И вот что, отец, я почти раскаиваюсь, что держал себя таким праведником… с ней.

– Бесполезно тратить время на столь тщетное раскаяние, – ответил священник.

– Что ты хочешь сказать?

– Раскаиваться надо только в содеянном грехе, думаю я.

– Как это?

– Потому что никто не добр, кроме Бога. И ничего доброго мы не можем свершить без его помощи. Так что совсем уж бессмысленно раскаиваться в добром деянии, Ульв, потому что добро, свершенное тобой, не может пойти прахом; и, сокрушись все горы на свете, оно останется…

– Да, да. Непонятно мне это, отец мой. Устал я…

– Да, конечно, и ты, верно, проголодался, Ульв, придется тебе пойти со мной в поварню, – сказал священник.

– Спасибо, нет у меня охоты есть, – ответил Ульв, сын Халдора.

– А все-таки тебе бы надо пойти со мной и поесть, – убеждал его отец Эйлив, положив руку на плечо Ульва и увлекая его за собой. Они вышли во двор и отправились к поварне. Невольно оба они старались ступать по свежевыпавшему снегу так легко и осторожно, как только могли.

Силь – местность в долине Гюдбрандсдал, пересекающей центральную часть Южной Норвегии с севера на юг. (Здесь и далее примеч. перев.)

Фо́ллу – местность южнее Осло.

Во всех норвежских именах собственных ударение падает на первый слог: Кри́стин, Ла́вранс, И́вар, Йе́слинг, Сю́ндбю, Ра́гнфрид и т. д.

Ла́гман – выборный или назначенный чиновник, наблюдавший за исполнением законов и имевший право чинить суд.

Ярл – в Скандинавии высшее звание после короля.

Ни́дарос – ныне Тронхейм, в те времена – самый большой город Норвегии. Здесь находился собор покровителя Норвегии святого Улава и резиденция архиепископа.

Се́тер – пастбище на альпийских лугах с пастушьей хижиной.

В старину в Норвегии летом спали на чердаке ста́бюра – сарая, строившегося в два этажа и ставившегося на четыре камня или на сваи. Внизу хранились разные продукты; перед входом на чердак была галерея, на которую вела открытая лестница.

Долина Гю́дбрандсдал делится на отдельные отрезки, совпадающие по большей части с церковными приходами и разделенные невысокими холмами. Вогэ, где была расположена усадьба Сюндбю, лежала в боковой долине выше (севернее), чем Силь, где был расположен Йорюндгорд. Ниже (южнее) долина тянулась через множество приходов вплоть до города Ха́мара.

Деревянные кровати, частично встроенные в стену горницы, имели вид ящиков, завешенных занавеской или запирающихся дверцами; у подножия такой кровати была деревянная ступенька.

Крестьянские гильдии – союзы крестьян-собственников и издольщиков, объединявшихся для взаимопомощи и защиты и выбиравших себе «патроном» какого-нибудь святого.

Лишенными мира назывались люди, поставленные вне закона за кровную месть и другие преступления. Перед крестьянской войной XII–XIII веков и в последующие годы гражданской войны в горах укрывались крестьяне и издольщики, спасавшиеся от феодального гнета.

В домах не было окон, и свет шел через отверстие в крыше над очагом, закрывавшееся деревянным заслоном или ставней.

Имеются в виду латинские слова католического богослужения.

Имеется в виду Томас Бекет из Кентербери (1118–1170), английский политический и церковный деятель.

Минориты – орден нищенствующих монахов, то же, что францисканцы.

Христос родился! (лат.)

Где, где, где? (лат.)

Вифлеем, Вифлеем, Вифлеем! (лат., искаж.)

Пойдем, пойдем! (лат.)

Хочу, хочу, хочу! (лат.)

По-видимому, имеется в виду Ингебьёрг Датская, жена короля Магнуса IV (1263–1280).

Титул «господин» перед именем давался людям, посвященным в рыцари; перед именем жены рыцаря ставился титул «фру».

Имеется в виду Эйрик II (1280–1299), сын Магнуса IV.

Под знатными (по-норвежски буквально: большими) людьми имеются в виду как рыцари, так и родовитые и богатые свободные крестьяне (бонды), носившие оружие и нередко ведшие феодальное хозяйство.

Све́рре (1182–1202) – самозванец и вождь крестьянского восстания биркебейнеров («берестоногих»), добился королевского престола в борьбе с партией феодальной знати и церковников (баглеров) и явился родоначальником правившей в то время в Норвегии королевской династии. При нем и его преемниках права церкви и феодалов были урезаны. Хотя в целом феодальные отношения в Норвегии сохранились, однако победа Сверре была одной из причин, почему в Норвегии издольщики не были закрепощены, а сохранившееся свободное крестьянство не было отделено сословной гранью от феодальной знати. Однако в XIV веке норвежские короли, потомки Сверре, уже не имели ничего общего с крестьянством: норвежский двор был рассадником феодально-рыцарских нравов, проникавших из Дании, Германии и Франции.