Лайош Надь - Избранное

Старый граф Андраш, прислушивавшийся теперь к словам полковника Либедински, подхватил:

— Сражаются, сидя в окопах. Странно. В наше время такого не было.

— Да, прежде многого не бывало из того, что теперь вошло в нашу жизнь. И много было такого, чего теперь нет и в помине, — изрек полковник Либедински. — В древности были фаланги, теперь их нет. Прежде не было стрелковых цепей, изволите видеть, а теперь они есть. И эти стрелковые цепи изобрел Фридрих Великий.

— Гм! — покачал головой старый граф Андраш.

Графа Тамаша не интересовала стратегия, он предпочел продолжить разговор о внутренней политике, который вел раньше со своим кузеном:

— А чего, в сущности, добивается оппозиция? Объясни мне.

— Понятия не имею, — ответил граф Андраш.

— Оппозиция стремится свергнуть правительство, — разъяснил барон Бюхльмайер.

— Зачем? Неужели другое будет лучше?

— Оппозиционеры не столько борются за лучшее правительство, сколько сами рвутся к власти.

— Ерунда.

— Они иначе настроены.

— Однако его величество…

— Его величество не знал бы с ними хлопот. Придя к власти, они плясали бы под его дудку. Оппозиционеры проголосуют за предложение о рекрутском наборе, то есть за то, против чего теперь возражают, верней, возражали раньше, до пакта.

— Не понимаю Дюлу Андраши [20] Андраши Дюла (1860—1929) — буржуазный политический деятель, министр, легитимист. , — заметил граф Тамаш. — Оппозиция — это же буржуа, адвокаты, такие, как Полони и прочие, — мне на них наплевать. Но Дюлу я не понимаю.

— Что ты не понимаешь? — после некоторого размышления спросил граф Андраш. — Он соперничает с Тисой. Вот и все. Тиса — премьер-министр, поэтому твой Дюла водит дружбу с оппозицией.

— Непонятно, ведь он там один… один-единственный порядочный человек.

— Тамаш, я поменяюсь с вами местами, — сказала госпожа Ферраи. — Сяду поближе к вашей жене, и вы сможете продолжать разговор о политике. Меня он не интересует.

— Пожалуйста, — встал с кресла граф Тамаш.

— Если бы вы по-прежнему толковали о русско-японской войне, то я бы еще выдержала. Но Тиса и оппозиция — это уж слишком.

— И Фридрих Великий тоже. Давненько он жил, много писали и говорили о нем, — засмеялся барон Бюхльмайер.

— Но он, по крайней мере, был интересным человеком.

Госпожа Ферраи обменялась местом с графом Тамашем; обе дамы улыбнулись друг другу.

— Долго вы пробудете у себя в Эрдёше? — спросила графиня Янка Берлогвари госпожу Ферраи.

— Понятия не имею. Надоело уже. Но в это время года, летом, мне и в Пеште скучно.

— Когда вы ездили туда в последний раз?

— С месяц назад. Осмотрела цветочный променад.

— Я, к сожалению, его не видела. Тамаш сказал, что ему это неинтересно, одна я не захотела поехать в Пешт.

— А променад прекрасный. Доставил мне удовольствие. Других развлечений для меня и не нашлось там. Кое-что шло в театре, но с театром мне решительно не повезло. Представьте, я поехала в оперу, и мне пришлось слушать каких-то «Половцев». Это было ужасно.

— «Половцев»?

— Да, представьте, опера, называется «Половцы». Я даже не знаю, кто композитор, какой-то венгр. Говорю вам, это было ужасно. Представьте, и Кутен пел.

Потом совершенно случайно все одновременно замолчали, и в курительной наступила тишина. Ее нарушил чей-то громкий голос:

— Мясо еще немного тушат, добавляют нарезанное кусочками сало, поджаренное с луком, наконец поливают соусом, и блюдо готово.

Это сказал один мужчина другому. Никто не засмеялся, не удивился.

Кузены Берлогвари стали обсуждать какой-то судебный процесс. Граф Тамаш вел тяжбу из-за земельных владений; он жаловался, что дело подвигается плохо.

— Скажи, Андраш, я только сейчас заметила, почему сегодня вы лишь втроем приехали к нам на обед? — спросила внезапно Ольга.

— А кто еще мог с нами приехать? — с недоумением посмотрел на нее Андраш.

— Что же с этим… как его?.. Пеликаном?

— С кем? С Пакуларом! Его уже нет у нас.

— Как так?

— Он уехал на военный сбор.

— Неплохо! — захохотал Петер. — Пакулар в роли солдата. Если бы у японцев все солдаты были такие, как Пакулар, они бы в два счета взяли штурмом эту… эту высоту. Какой у нее номер?

— Черт его знает. Спроси у полковника Либедински.

— Не важно.

— Ну, спроси. А вдруг сейчас он назовет другой.

— Осел же ты, Андраш. Как мы проверим, тот или не тот номер, если сами не помним.

Однако Андраш обратился к полковнику Либедински:

— Господин Либедински, будьте добры!

— Слушаю вас.

— Какой номер высоты при Порт-Артуре, о которой вы говорили раньше?

— Двести три.

— Спасибо. — Засмеявшись, Андраш тихо прибавил: — Мы потерпели фиаско. И раньше он называл ту же цифру. Значит, старик кое в чем разбирается.

— Подумаешь! Об этом без конца пишут во всех газетах.

— Скажи, пожалуйста, а с этим, как его, с Пакуларом, успели вы что-нибудь сделать? — спросил Петер.

— А что мы могли сделать?

— Преуспеть в занятиях. Выучили вы что-нибудь?

— Экзамены я выдержу, — отмахнулся от него Андраш.

— А вы готовились?

— Даже не начинали.

— А если бы и начали… — захохотал Петер. — Этот… этот Пакулар смыслит хоть что-нибудь в науках?

— Наверно.

— По-моему, он остолоп, не сердись только.

— Ну, нет. Пакулар не остолоп, а вполне сносный парень.

— Пакулар недотепа, — поддержала Петера Ольга.

— Может быть, и недотепа. Неуклюж слегка. Чего ждать от такого голодранца?

— Теперь будешь сам заниматься?

Андраш отрицательно покачал головой.

— У меня есть уже другой наставник.

— Браво! Тоже Пакулар? Или на этот раз Пеликан?

— Надьреви.

— Пусть лучше и он будет Пакуларом. Мне нравится эта фамилия.

Расставшись с Крофи, Надьреви еще погулял по парку, потом пошел в свою комнату, чтобы его могли легко найти, когда графское семейство вернется домой. Он ждал, скучая; читать ему было нечего: ведь, кроме двух учебников по юриспруденции, необходимых для занятий с Андрашем, никаких книг он не привез. Учитель то садился к столу, то, полный нетерпения, ходил из угла в угол. Первое впечатление подчас говорит о многом; что за люди граф и графиня Берлогвари, сумеет ли он представиться им, поддержать разговор? Время шло: подойдя к входной двери, он выглянул во двор, — ни души. Потом, увидев Ференца, спросил у него:

— Господа еще не приехали?

— Их сиятельства еще не приехали, — деревянным голосом ответил Ференц, словно поправляя учителя.

«Да, хорошо вышколили этого идиота», — подумал Надьреви и рассердился. До чего трудно прицеплять к словам нелепые титулы! Может быть, Пакулар владел этим искусством? И что он советовал? Как ни странно, некоторым людям не претит подобное самоуничижение. Сирт, истинный джентльмен, наверно, прекрасно манипулировал бы титулами. Поставил бы, очевидно, на место лакея. Этот Ференц — настоящее чудовище. Его выхолостили, изуродовали, он уже не человек, а машина, лакей. На фабрике человеческих чудовищ производят таких… «Ах, я слабонервный дурак, — ругал себя Надьреви. — Другой на моем месте преспокойно гулял бы по парку. Когда приедут Берлогвари, тогда и приедут. Никуда не денутся. Разыскали бы меня. Зачем часами томиться в доме, ожидая их?»