Леони Мейергоф - Пентезилея. Книга для женщин в часы мужененавистничества

Устроим учреждение, в которое войдут все незамужние женщины города, старые и молодые, и распространим через газеты, будто все вступившие в это учреждение дали обет безбрачия».

При шумных овациях это предложение было принято и вскоре приведено в исполнение.

Через неделю после освящения здание было взято приступом не только местными мужчинами, но и окрестными и из дальних местностей…

Казалось, происходило второе похищение сабинянок — крик завоеванных женщин наполнял все здание…

Неделями в ратуше не было ни одной свободной минуты.

Даже старая дева, зачинщица этой брачной ненависти, досталась вдовцу, отцу восьмерых детей. Но она предпочла выброситься из окна.

Жил некогда человек, который после долгого выбора и размышления женился на толстом денежном мешке.

Когда вскоре после свадьбы он открыл его с приятной улыбкой, то нашел сидящую в нем Ксантиппу.

Муж испугался, поспешно закрыл мешок и стал стучать по нему толстой палкой. Он колотил так сильно, что образовались большие дыры, через которые от силы ударов выкатились золотые монеты и рассыпались по всему миру. Но муж колотил все больше и больше, пока только мог.

Ксантиппа же залезла под большую серебряную монету, притаилась как мышь, так что удары не попадали в нее. А муж думал, что она уже мертва.

Во время передышки он опустил шнуры мешка. Тогда Ксантиппа вылезла, уселась мужу на шею, крепко вцепилась ему в волосы и больно тянула их, как только он ее не слушался.

Если же он все-таки осмеливался иметь собственное мнение, то она била его по голове большой серебряной монетой, так что он должен был в знак согласия кивать головой на все, что она ни делала и ни говорила.

Он кивает и до сих пор, хотя ужасно устал…

…Когда Ева была создана, Адам был как в чаду от восхищения. Месяцами — идеалисты даже утверждают, годами — не уставал он ласково шалить и болтать с ней, говорить ей сладчайшие речи, пропускать ее длинные золотистые волосы между своими пальцами.

Они стояли рядом у сверкающей реки, протекавшей по райскому саду с востока на запад. Гигантские мечеобразные лилии высовывали свои головки и выпрямляли свои лиловые чашечки. Цветы, казалось, были насажены на острия копий, чтобы никого не ранить.

Тростник покачивал свои кудрявые чашечки и темнокрасные бархатные головки.

Сквозь прозрачную листву ив, склонявшихся с задумчивой кокетливой покорностью, просвечивал все более и более разгорающийся пурпур вечернего неба. Медленно спускался он к горизонту и рассыпал пламенные розы сквозь сеть отражающихся в воде тростников.

Мир был полным отражением счастливой любви, и первая человеческая пара благодарила друг друга глубоким поцелуем за блаженство этой минуты. Один казался для другого творцом этой красоты…

Адам срывал цветы и относил их целыми горстями Еве, сидевшей на корточках в траве и сплетавшей из них гирлянды.

Окончив плести, женщина, смеясь, обвивала себя и возлюбленного разноцветными гирляндами и концы их завязывала узлами. Крепко сплетенные, смеялись они, глядя друг другу в глаза, затем становились серьезными и их поцелуй говорил: «Навеки!»

Они входили вместе в серебристую воду. Их белые тела отражали блеск плывущих рыб. Они затевали сладкие, веселые игры. Золотистые волосы Евы рассыпались на зеркале вод, словно солнечное сияние. Затем, усталые, ложились они на мягкую траву, склонив голову на руки и обратив лицо к земле, чтобы солнце осушало их влажные тела.

В прохладные серебристые ночи, наступавшие вслед за жгучими, полными истомы днями, они прогуливались, и один прятался от другого в кусты. Ева умела дразнить, подражая птицам, и заманивала друга в глубь леса. Внезапно женщина выбегала, смеясь и целуя, бросалась в объятия ищущего…

Так продолжалось долго, долго…

И пришло время, когда Адам стал бродить один. Задумчиво глядел он на зверей, на растения сада и часто останавливался посредине перед большой яблоней. По широко раскинувшимся ветвям ее, дивно блестя, скользило в вечном бесшумном движении узорчатое тело мудрой змеи. Лукаво блестели ее глаза, и высовывался остроконечный язычок, как маленькое знамя, развевающееся из окна.

Из заманчивой листвы сверкали красные яблоки — плоды, которые были запрещены ему и Еве.

Взад и вперед ловко скользило среди них тело змеи, ни разу не обломав ни одного из плодов.

Часами мог смотреть Адам на это гибкое тело, как оно исчезало и вновь появлялось, как ежеминутно сверкало при каждом повороте. Затем, раздосадованный, возвращался к Еве, не отвечал на ее ласки или даже, ворча, отталкивал от себя. Иногда она обиженно удалялась, пока он сам, не наскучив молчанием, не вызывал ее. Но большей частью ее веселое настроение брало верх. Тогда она придумывала сладкие игры, очаровывала его тысячью милых причуд и снова вызывала его улыбку.

Однажды Адам, стоя перед деревом, решился заговорить с змеей.

— Почему я так люблю смотреть на тебя? — спросил он.

И змея ответила:

— Потому что я — движение и перемена.

Тогда Адам испугался и быстро отошел, так как в нем пробудился голос, жалобно говоривший всякий раз, когда он думал о Еве: «Все та же! Горе мне — всегда и вечно та же самая женщина!»

Но его опять неудержимо влекло к змее.

На следующий день он снова стоял перед древом познания и, с бьющимся сердцем, поверял змее свое недовольство.

Она соскользнула на нижние ветви, ближе к нему.

— Здесь, в саду, нет перемены, — шипела она. — Здесь царствует равномерность вечного блаженства. Но как только ты вкусишь от этого яблока, ты приобретешь мудрость и узнаешь, как изменить свою судьбу.

— Я томлюсь по огорчениям! — бессознательно промолвил Адам и вздохнул. — Я хотел бы уйти из сада равномерного блаженства к другим женщинам… Но я не должен делать первого шага — я дал честное слово мужчины.

— Я знаю один путь, — тихо сказала змея. — Приведи ко мне твою жену!

Оживившись, Адам стал искать свою подругу. Со сверкающей веселостью прежних дней дразнил он ее и, счастливая, она прижалась к его груди.

— Пойдем, побродим немного! — предложил он и руками обвил ее шею. — Уже близится вечерняя прохлада.

Солнце погружалось в золотистые острова облаков. Свежий ветерок забавлялся листами деревьев и выпрямлял сонные стебли цветов…

В блаженстве Ева не замечала, что обвивающая рука спутника влекла ее к определенной цели. Как некогда, она думала бродить с ним счастливо, без всякой цели…