Мария Камминз - Фонарщик

— Вот так раз! — только и смог сказать добрый старик.

Для Герти этот день — благодаря радости дядюшки Тру — остался памятным на всю жизнь: она впервые узнала счастье, которое дает сознание, что ты можешь порадовать кого-нибудь.

Труман уселся перед камином, который тоже был вычищен и блестел почти так же, как у миссис Салливан. Весело потирая озябшие руки и грея их перед огнем, он осматривал свое жилище и любовался Герти. По совету миссис Салливан девочка накрыла на стол и собиралась поджарить хлеб к ужину. На нижней полке шкафа уже стояла тарелка с аккуратно нарезанными ломтиками хлеба; на верхней полке была установлена вымытая и вычищенная посуда, и Герти, стоя на стуле, доставала оттуда чашки и блюдечки.

Труман, глядя на нее, думал: «Славная женщина, эта миссис Салливан! Как она это все хорошо устроила! А Герти! Это радость моя, мое истинное счастье!..»

В эту минуту кто-то быстро вошел в комнату.

— Дядя Тру, — сказал гость, — вот ваш пакет. Вы забыли о нем, и я тоже забыл бы; хорошо, мама увидела его на столе… Я был так рад, что пришел домой, что и не подумал о нем.

— Понятное дело! — сказал Тру. — Спасибо, Вилли, что принес его. А я все боялся его разбить.

— А что это, дядя Тру?

— Маленькая игрушка для Герти…

— Вилли! Вилли! — позвала миссис Салливан. — Ты пил чай, мой мальчик?

— Нет, мама, а ты?

— Давно уже. Но я тебе приготовлю.

— Не стоит, — отозвался Тру. — Оставайся здесь, Вилли.

— Мама! — крикнул Вилли. — Не беспокойся, я буду пить чай у дяди Тру! А теперь посмотрим, что в этом свертке, да и мне пора познакомиться с Герти. Где она? Она выздоровела?

— Да, да, она совсем поправилась, — ответил Тру. — Да куда же она делась?

— Ах! Вот она, за скамейкой. Что ж это она от меня спряталась?

— Я не знал, что она так застенчива. Ну-ну, глупенькая, — прибавил Тру, направляясь к девочке, — послушай, Герти, иди познакомься с Вилли. Это Вилли Салливан.

— Не хочу! — ответила Герти.

— Ты не хочешь видеть Вилли? Да ты не знаешь, что ты говоришь! Вилли — самый лучший мальчик на свете, и я уверен, что вы быстро станете большими друзьями.

— Он меня не будет любить, — сказала Герти, — я знаю.

— Это почему же? — перебил Вилли, подходя к углу, где пряталась Герти. — Я уверен, что полюблю тебя, как только увижу.

И, отняв ее руки от лица, весело сказал:

— Здравствуй, кузина Герти! Как поживаешь?

— Я тебе не кузина, — буркнула Герти.

— Как же не кузина? Труман мне дядя, тебе тоже, значит, ты мне — двоюродная сестра.

Герти не могла больше сопротивляться добрым словам и дружелюбному тону Вилли. Она позволила вытащить себя из своего угла и постепенно вывести на освещенную часть комнаты. По мере приближения к свету она пыталась освободить свои руки, чтобы снова закрыть лицо, но Вилли не давал. Он отвлек ее внимание пакетом, который еще не был развернут, пробудил в ней любопытство и так развлек ее, что через несколько минут Герти уже чувствовала себя вполне свободно.

— Что бы это могло быть? — говорил Вилли. — Что-то очень твердое… Сможешь угадать?

Герти тронула пакет, потом нетерпеливо посмотрела на Тру.

— Разверни его, Вилли, — сказал старик.

Вилли достал из кармана ножик, перерезал веревку и вынул гипсовую статуэтку, какие часто продаются в Америке. Статуэтка изображала молящегося ребенка, пророка Самуила.

— Какая прелесть! — радостно воскликнула Герти.

— Как это я не догадался? — сказал Вилли.

— А ты это уж видел? — спросила Герти.

— Не эту самую, но я видел сотни таких же!

— А я никогда не видела! Как она мне нравится! Дядя Тру, ты сказал, что это мне? Где ты ее взял?

— Она мне досталась случайно. Я зажигал на углу фонарь. Вижу, идет один из этих мальчишек, что продают такие фигурки, доску держит на голове. Я еще подумал, как это он ее не уронит. Вдруг — трах!.. Он задел доской за фонарный столб, все полетело… К счастью, большая часть угодила в сугроб, а что попало на тротуар, разбилось вдребезги. Мне стало жаль бедного мальчика; было поздно, и он, верно, мало продал, если у него осталось так много товара, и…

— И я знаю, что вы сделали, дядя Тру! Конечно, сейчас же бросили и лесенку, и фонарь и принялись помогать ему подбирать товар… — рассмеялся Вилли.

— И тут же получил награду! — перебил его Труман. — Когда всё собрали и установили, он снял шляпу и что-то сказал, но я не понял ни одного слова. Потом он настоял, чтобы я взял одну из статуэток. Я не хотел, потому что не знал, что с ней делать, как вдруг вспомнил, что она может порадовать Герти.

— О, дядя, я буду любить этого гипсового мальчика больше… Нет, не больше, а как моего котеночка, хотя тот был живой, а этот нет. А все же он такой хорошенький!

Труман, видя, что Герти занята подарком, оставил детей, а сам стал готовить чай.

— Ты его береги, Герти, не разбей! — сказал Вилли. — У нас была точь-в-точь такая статуэтка — пророк Самуил. Я нечаянно уронил ее, и она разбилась.

— Как ты его назвал? — спросила Герти.

— Самуилом.

— Что это значит — Самуил?

— Это имя ребенка, который здесь изображен.

— А почему он стоит на коленях?

— Он молится Богу.

Герти с недоумением рассматривала статуэтку и, казалось, была в большом затруднении.

— Боже мой, — сказал Вилли, — разве ты никогда не молишься?

— Никогда. А что такое Бог? Где он?

Вилли был поражен вопросами Герти. Он серьезно ответил:

— Бог на небесах, Герти.

— А небо — это там, где звезды? Хотелось бы мне побывать на небе!

— Если будешь доброй, попадешь на небо.

— Ну, тогда мне там не бывать! Я очень дурная. Нет никого на свете хуже меня!..

— Кто же тебе сказал, что ты такая дурная?

— Все. И Нэнси Грант, и другие.

— Нэнси Грант, у которой ты жила?

— Да, а ты откуда знаешь?

— Мне мама говорила. Она тебя ничему не учила и не посылала в школу?

Герти отрицательно покачала головой.

— Что же ты у нее делала?

— Ничего.

— И ничего не умеешь?

— Нет, умею. Умею поджаривать хлеб. Твоя мама мне показала.

Тут она вспомнила, что начала было поджаривать хлеб, да заболталась. Но все было уже готово, и дядя Тру подавал ужин.

— А я-то хотела сделать чай… — огорчилась Герти.

— Ну, не беда! — ответил старик. — Завтра ты все приготовишь.

У Герти на глазах выступили слезы; она очень расстроилась, но смолчала. Сели за ужин. Вилли так шутил и дурачился, что и Герти, забыв о том, что не она приготовила чай, от души смеялась, была весела и беззаботна. После чая она уселась рядом с Вилли и стала рассказывать ему, как она жила у Нэнси Грант. Не забыла рассказать и о своем котеночке. Дети, казалось, подружились. Сидя по другую сторону камина и покуривая трубку, Труман пристально смотрел на детей и внимательно слушал их болтовню.