Иван Ольбрахт - Избранное

В конце весны из Чехословакии прибыла делегация чешских коммунистов, возглавлявшаяся товарищем Шмералем. Вскоре он был приглашен к Ленину. В книге Шмераля «Правда о Советской России» {306} 306 «Правда о Советской России» была написана Шмералем (см. примеч. 149) в 1920 году по впечатлениям от поездки в Россию на II конгресс III Интернационала. под датой: пятница, 21 мая — имеется только следующая запись: «Сегодня вечером был у Ленина на его квартире в Кремле». И ни слова больше, хотя остальные главы этой книги весьма обстоятельны. О чем Ленин разговаривал с товарищем Шмералем, так и осталось неизвестным. Но об одной подробности Шмералю все-таки пришлось рассказать мне.

«Как нравится вашему товарищу в Советской России? — спросил Ленин. — Жалуется он на что-нибудь?» — «Ну, он, разумеется, восхищен Страной Советов, — отвечал Шмераль.

Но потом, вспомнив о чем-то, добавил: «Только никак не может достать спичек».

Ленин улыбнулся шутке, опустил руку в карман и вынул спичечный коробок: «Вот ему от меня». Ленинский коробок, конечно, уже пустой, я хранил некоторое время в ящике своего письменного стола. В ту пору в Москве действительно была большая нехватка спичек, и нам с пятого этажа II Дома Советов приходилось спускаться вниз, где на кухне всегда бурлила горячая вода, и прикуривать свои папиросы-самокрутки от пламени плиты.

Коробок. Мертвый деревянный предмет. Но все же это подарок Ленина. И он был мне очень дорог. Позднее, перед самым отъездом из Москвы, пришлось его уничтожить. Теперь, по правде говоря, не время для сентиментов.

Эта картина никогда не исчезнет из моей памяти. Она будет стоять перед моими глазами до тех пор, пока я останусь жив. Полоса ровной белой дороги, по обеим сторонам ее луга и поля (домов здесь тогда еще не было), а совсем близко на горизонте — поросшая лесом вершина Варты. Между высохшей канавой (теперь ее уже нет) и дорогой, но не слишком близко к последней, — чтобы можно было во-время удрать, — собралась группка — пять восьмилетних мальчуганов: они тайком улизнули из дому и теперь, немного волнуясь, ожидают, когда же социалисты начнут «совращать христианские души». Один из них, служка костела, слышал об этом от пана священника во время проповеди, и дети полны любопытства, как такая штука, собственно, делается? За спиной мальчиков — опустевший городок. Он кажется совершенно вымершим и в тоске и страхе ждет того, что должно произойти. Немногочисленный жандармский пост приведен в боевую готовность.

На безлюдной дороге у «верхней» фабрики появляется колонна рабочих. Она проходит километра два до Рек — к «нижней» фабрике, чтобы там соединиться с ткачами, ткачихами и прядильщиками. Кто-то берет сердца мальчиков в ладони и тихонько сжимает. Впереди колонны на древке развевается красное знамя. Цвет его порой переходит в черный. Это идут рабы немецкого магната Шмидта, безудержного германизатора и жестокого притеснителя, которому принадлежит почти все промышленное Подкрконошье от Либерца и Железного Брода до самых Семиль. Это колонна узников двенадцатичасового рабочего дня, малокровных, исхудалых, видящих солнце только несколько воскресных часов, если оно в ту пору светит. Руки у них совершенно синие от сухих красок ситцепечатки. Их знамя кажется детским глазам до того страшным и черным, что я уже, вероятно, никогда в жизни не встречу ничего подобного.

Это было начало…

Только начало, которое мы видели восьмилетними мальчиками. Ничего более. История классовой борьбы начинается уже в те далекие времена, когда люди оставили первобытный образ жизни. В эпоху капитализма эта борьба всего-навсего приобрела другие формы. Однако человеку нужно долго жить, чтобы не только понять, но и явственно почувствовать это. Можем ли мы сравнивать прошлое с настоящим? Обязаны. Захлестнутая людскими волнами Вацлавская площадь. Руководители партии на трибунах. Лес флагов и знамен. Вся площадь, ликующая, поющая и танцующая, радостно оживает от белых блузок, красных галстуков и легких разноцветных флажков. А вслед за ними движутся организации, организации, организации, местные и заводские, тысячи лозунгов, портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Готвальда, Димитрова, Мао-Цзэ-дуна, Ракоши, и снова Готвальд, Готвальд, Готвальд и другие деятели партии. Синие комбинезоны рабочих Шкодовки, Татры, Кольбенки, Збройовки, «Рудого Летова»… Коллективы заводов с гордостью демонстрируют свою продукцию — достижения двухлетки. Проходят все новые и новые массы трудящихся. И вот — явление в Чехословацкой республике совсем необычное — впервые сплоченные воедино ряды солдат и членов Корпуса Национальной безопасности. А дальше — тоже нечто абсолютно новое и важное, возникшее в республике только при народно-демократическом строе, — дисциплинированное море заводской милиции: лес винтовок, твердый, решительный шаг по мостовой завоеванного города.

Нет, это не демонстрация людей, готовящихся к борьбе, это ликование и торжество победителей. Празднуют ли пролетарии, народы свою победу во всем мире? Еще нет. Только от Китая до Чехословакии! Только — говорим мы, совершенно не претендуя на скромность, ибо тем, кто идет за нами, будет принадлежать уже весь мир. Когда наше поколение бросает взгляд на пройденный путь, оно не сомневается в исходе последней и решительной битвы. Впрочем, оно не сомневалось в этом никогда.

Это был самый беспокойный год в моей жизни. Но теперь, когда мои воспоминания поблекли, события его кажутся такими далекими, что я не знаю, сумею ли воспроизвести хотя бы некоторые из них. К тому же сразу после возвращения из Советской России {309} 309 …после возвращения из Советской России… — Ольбрахт вернулся в Чехословакию в сентябре 1920 года. у меня было столько работы и волнений, что не появлялось даже желания вести какие бы то ни было записи.