Иван Ольбрахт - Избранное

Нечего и говорить, что никто не верит этой фантастической версии. Были допрошены кровельщики, работавшие в тот день в отеле, и устроена их очная ставка с Иовановичем. Он не смог опознать никого из них. Все они честные люди, и невиновность их несомненна.

Об убитом графе Эмерихе Белаффи Иованович сообщил следующее: Белаффи родом из знатной аристократической семьи, прославленной в истории Венгрии. В Будапеште он был известен своей бурной жизнью, из-за которой у него часто бывали ссоры с семьей. Во время войны Белаффи был обер-лейтенантом гонведского полка, в дни большевистского мятежа бежал в Румынию, а при правительстве Хорти снова поступил в армию. Иованович знал Белаффи, когда еще тот был на действительной военной службе. Белаффи был выдающимся шулером. Иованович тоже промышлял этим делом; вскоре они объединились. Прошлой осенью начальство Белаффи обнаружило, что он растратил казенные деньги, около десяти тысяч долларов (приблизительно один миллион чехословацких крон). Граф не был предан суду, потому что семья покрыла растрату и замяла дело, но растратчику пришлось покинуть полк и уехать за границу. Он поддерживал связь с Иовановичем, они вместе переехали в Варшаву и жили там игрой в карты и сводничеством. С течением времени они познакомились еще с несколькими подобными типами и организовали шайку, которая орудовала в Варшаве, Бухаресте, Вене, Праге и на западночешских курортах. Белаффи был главарем шайки и ее казначеем, ему повиновались все сообщники…

Дочитав до этого места, Тоник даже сплюнул.

— Эх, какая глупость, какой промах! — хмуро проворчал он.

Вошла Анна, вернувшаяся из лавки. Тоник встал и прошелся по комнате.

— Какое идиотство… Какая глупость, Анна! Так переоценить это ничтожество, эту мразь!

— В чем дело, Тоничек? — спросила она, обрадовавшись, что он сердится, — значит, не грустит больше.

Тоник махнул рукой.

Позавтракав, он ушел на работу, захватив с собой «Ческе слово». Вскоре разносчица принесла «Право лиду». Анна убрала квартиру, поздоровалась в коридоре с соседками, потом взяла в руки газету. На первой странице ей бросился в глаза заголовок: «В о т к а к о в ы в е н г е р с к и е к о н т р р е в о л ю ц и о н е р ы!» В статье говорилось о графе Имре Белаффи и об отеле «Синяя звезда». Анна сразу же вспомнила Шандора Керекеша и его странный позавчерашний визит. Вспомнился ей и загадочный случай со спецовкой Тоника, и она поняла, что здесь есть какая-то связь. Всякие ужасы полезли ей в голову. Сердце у Анны сжалось, глаза приняли испуганное выражение. В голове стало как-то страшно пусто.

День тянулся нестерпимо долго. Анна не знала, как убить время, работа у нее не ладилась. Иногда она успокаивала себя мыслью, что весь тот день Тоник, видимо, провел на заводе… Но это только видимо… и потом он пришел домой поздно, раздраженный, ничего не ел… Да еще этот случай со спецовкой. А что такое Тоник сказал утром о мрази? На лбу Анны выступили капельки пота. В полдень она, сидя на ящике с углем, попыталась съесть несколько ложек супа, но не смогла.

В коридоре шлепали туфлями соседки, набирали воду, стучали посудой. Анна боялась выйти, чтобы не встретиться с кем-нибудь. Никогда в жизни время не тянулось для нее так медленно.

Тоник вернулся поздно, около девяти часов. После работы он долго ходил по перекресткам и вокзалам, где обычно стоят продавцы газет, и тщетно искал товарища Керекеша. Потом он пошел на собрание.

Когда он, наконец, вернулся домой, изнервничавшаяся и уже отупевшая Анна снова начала волноваться, но в сумерках Тоник не заметил этого. Он пришел спокойный, обнял ее, поцеловал и спросил заботливо: «Как ты себя чувствуешь, Анна? Что нового?» Потом он зажег лампу и с аппетитом поужинал.

Спокойствие Тоника лишило Анну решимости задать ему вопрос, мучивший ее в течение тринадцати часов. И только ночью, когда они лежали рядом, она, после внутренней борьбы и колебаний, собралась с духом, приподнялась на локте, наклонилась над мужем и прошептала:

— Ты не убивал его, а, Тоничек?

Тоник сначала опешил, потом сердито ответил:

— А тебе его жалко, что ли?

Анна испугалась и опять легла на спину. Сердце ее сильно билось.

После долгого молчания Тоник сказал мягко:

— Нет, я его не убивал.

Сердцебиение у Анны улеглось. Она лежала, глядя в потолок расширенными зрачками.

— А если бы убил, — медленно сказал Тоник, — ты бы разлюбила меня?

Анна склонила голову на его плечо, с минуту лежала так, потом поцеловала его в шею и прошептала:

— Нет. Но, наверное, я бы немного боялась тебя. Тебе ничто не грозит, Тоничек?

Анна почувствовала, как он покачал головой, и снова наступило молчание, слышалось только тиканье будильника.

— Эдакая глупость, Анна: так переоценить эту мразь!

Тоник искал Шандора Керекеша по всей Праге. Он справлялся у продавцов газет, ходил по кирпичным заводам Смихова, по складам на Жижкове, по лесным дворам в Голешовицах — всюду, где, как говорили, ночевал товарищ Керекеш. Но венгра нигде не было. Беспокойство Тоника росло. Он чувствовал свою ответственность в этом деле. Что, если суд поверит показаниям Иовановича, повидимому правдивым? Что, если Керекеш сознается? А может быть, он уже арестован и сознался? И почему еще никому не пришло в голову, что убийство совершено венгерским революционером? Ведь газета «Право лиду» сама невольно навела читателей на эту мысль.

Интересы партии были под угрозой, дело слишком серьезно и дальше умалчивать о нем нельзя.

Тоник решил поговорить с Яндаком. Ни в редакции, ни в секретариате партии депутата не оказалось, и Тоник отправился к нему домой. Кабинет Яндака несколько ошеломил Тоника, потому что литейщик с завода Кольбена всегда ощущал инстинктивную неприязнь к состоятельным людям. Это была светлая, не без роскоши обставленная комната с большой библиотекой. Над письменным столом висел портрет Ленина.

Яндак усадил Тоника в кожаное кресло и предложил ему сигарету. Тоник отказался, он некурящий.

— Я совершил большую глупость, — сказал он. Ему было трудно говорить в этой обстановке, и он хмурился.

— Ты совершил глупость? Рассказывай, товарищ Кроусский.

Тоник рассказал историю Шандора Керекеша. Яндак почесал в затылке и сморщил нос.

— Черт возьми! Может быть, все обойдется благополучно.

Тоник ожидал другого ответа. Ему очень не понравился этот легкомысленный тон. Оба мужчины взглянули друг другу в глаза — Тоник с угрюмым упрямством, депутат в раздумье.

— Есть у тебя какая-нибудь идея насчет того, что следует делать? — сказал, наконец, Яндак.

— Да. Надо исключить меня из партии, — побледнев, сказал Тоник.